Ирина Арсентьева - Анаконда

виноградорство и виноделие. Обо мне он не беспокоился. Сказал, что я вполне самостоятельная и справлюсь. Казалось, что он вообще не переживал о себе, наверное, думал, что всё ещё будет хорошо. «Я какой-то толстокожий, Наталья, – сказал он как-то. – Не поверишь, но я совершенно ничего не чувствую: ни страха, ни тревоги». Чего нельзя было сказать обо мне.

На меня тогда напал страх, это был почти животный ужас. И теперь я с точностью могу описать, как на человека действует гормон страха. Кому-то он придаёт силы. У меня же он отнял всё.

Спазм сковал тело. Я не могла сделать даже глотка воды, впихивала через силу кусочки банана, чтобы не потерять последние силы и просто не сдохнуть: нужно было ходить в аптеку, в магазин за чем-нибудь, что он, возможно, захочет съесть. А в последние дни приходилось выносить судно. Он стал совершенно беспомощным, и это его особенно злило. Он стал несвойственно-раздражительным и капризным. Иногда отвечал резко и грубо. Все мои сосуды сузились, и сердце, пытаясь протолкнуть кровь через тонкие просветы, колотилось, не переставая. Я слышала своё сердцебиение постоянно, оно не давало уснуть, и ночью я просыпалась через каждые два часа, чтобы успокоить его валокордином. Я выпила кучу успокоительных, чтобы каким-то образом вывести себя из этого состояния. Но это было нереально. Источник страха лежал, почти не двигаясь, и только прислушивался к тому, что происходит внутри, быстро тая на глазах. Он почти не разговаривал со мной, только в промежутках между сном, который обеспечивали ему обезболивающие, смотрел свои любимые фильмы.

Он не мучился долго и не мучил меня: ушел достойно, как мужчина. Таким он был всегда. Я пыталась погладить его, когда жизнь покидала тело, но он запретил, не веря в происходящее. Тогда я накрыла ладонью его холодную руку и впервые назвала по имени. Он смотрел широко раскрытыми глазами куда-то высоко-высоко и был уже не здесь…

После его ухода жизнь резко поменялась. Нужно было учиться жить без него. Квартира, дача и машина отошли дочери, как единственной наследнице. Мы ведь с ним зарегистрировались буквально за два месяца до его болезни, хотя он и раньше всегда просил меня об этом. «Наталья (он всегда называл меня полным именем), если что-то со мной случится, пусть всё достанется вам с Толиком», – говорил он не раз. Я только отшучивалась: «Кандауров, живи долго!»

Мы остались с голой жопой: Толика он не успел усыновить, мне же из наследства досталась только его фамилия. Нужно было что-то срочно решать. В первую очередь с жильём, потом искать работу.

На похоронах ко мне подошёл давнишний друг генерала, полковник авиации Евгений Шахов, и предложил помощь. Оказалось, что они с Кандауровым разговаривали по телефону за три дня до того, как он покинул нас, и, видимо, что-то обговаривали, касающееся меня и Толика. Я, обессилев от разрушающего страха, схватилась за протянутую руку как за спасительную соломинку, и с этого момента начался новый этап моей жизни.

Я тогда подумала, что похожа на переходящее красное знамя, передаваемое из одних рук военного в другие. Но сил для того, чтобы всё как следует проанализировать, у меня не было. И я отдалась на волю судьбы.

Наталья снова закурила и долго сидела молча, уставившись в одну точку на стене. Было тихо, как бывает на поминках, и только струйки выпущенного дыма некоторое время витали в воздухе, постепенно растворяясь, но и они не нарушали затянувшегося безмолвия.

– Давай ещё немного выпьем, – словно очнувшись от чего-то пугающего, прошептала Наталья. – Может, коньяка? – она вопросительно посмотрела на опустошённую бутылку, потом на Ирку.

– Я – всё! Мне достаточно! Я, пожалуй, попрошу принести чая с лимоном. – Ирка замотала головой.

– Тебе чаю, а мне – коньяка! – Наталья выглянула из кабинки и одним взглядом подозвала официанта.

По всей видимости, его за это время так и не покормили: казалось, что он вот-вот выронит из худых и бледных не по возрасту рук разнос, и чайник, чашки и графинчик разлетятся в разные стороны.

– Возьми, это тебе на чай! – Наташка сунула парню в карман фартука сложенную купюру.

Тот только кивнул в знак благодарности и исчез в дверном проёме.

Наталье становилось говорить всё труднее и труднее. Она явно устала от этого возвращения в своё пошлое: за считанные минуты черты лица её заострились, и теперь перед Иркой сидела не молодая и очень привлекательная женщина, какой она узнала её в первый день знакомства, а профура, которая «прошла и Крым, и рым». Она вылила в фужер содержимое графинчика, и, припав к нему губами, как припадает к бьющей фонтаном крови из пульсирующей артерии хищник, выпила всё до капли.

Потом уронила голову на сложенные на столе руки и заскулила тихо, по-щенячьи.

– Может, отложим этот разговор? – Ирке было жалко эту женщину, которую судьба явно не баловала с самого детства и дала ей так много испытаний, что удивительно, как она вообще держится.

– Неееет! – сквозь слёзы протянула Наталья, пытаясь отогнать эту минутную слабость, и ей удалось протрезветь, не прилагая особых усилий. – Сейчас перекурю и расскажу, что было дальше. В другой раз я уже не смогу сделать этого.

И вновь по кабинке поползли лёгкие ментоловые змейки дыма, подруги же сидели тихо, чтобы ненароком не вспугнуть мысли друг друга.

– Женя помог нам с Толиком собраться и перевёз в Москву. Там он жил уже несколько лет после перевода по службе. В последнее время он работал в гражданской авиации, оставив карьеру военного. – Наташка немного взбодрилась, и в её голосе появились позитивные нотки.

«Этот человек, видимо, не причинил ей много страданий», – подумала Ирка, наблюдая, как Наташкино лицо вновь разгладилось и приобрело прежнее выражение. Она снова стала молодой и симпатичной. Только зелёные огоньки глаз потухли.

– В одночасье я стала умной и расчётливой: жить с ним не согласилась сразу, сказав, что нам с сыном нужно отдельное жильё. Он выполнял все мои требования безоговорочно, только чтобы я была с ним близка физически. Женя купил нам квартиру, небольшую, но по московским меркам довольно хорошую. В престижном районе. Обставил её. Устроил меня на работу в торговую фирму. Директор, протестировав меня и оценив внешние данные, остался вполне довольным и взял на должность менеджера по работе с кадрами.

Женя летал, Толик адаптировался в новой школе, я привыкала к новой должности, которая потребовала от меня дополнительных знаний и умений, и мне пришлось пройти несколько курсов. Московская жизнь захватила и вовлекла в круговорот дел, забот, новых знакомств и деловых встреч. С Женей мы встречались нечасто. Если только его выходные совпадали с моими. Я спала с ним только потому, что он этого хотел. Секс никакой радости не приносил, хотя Евгений был хорош собой, и лётная форма делала его просто неотразимым красавцем в глазах женской части аэропорта. Любая, я в этом не сомневаюсь, хотела оказаться в его объятиях и отдаться без стеснения. А я с каждым разом становилась всё фригиднее и безразличнее. «Какое удовольствие ему спать с таким бревном? – спрашивала я себя, глядя на него спящего после длительных и утомительных ласк, которые не приносили результатов. Никакого оргазма, даже наигранного, я ему не демонстрировала. – И сколько это ещё продлится? Ведь не могут же такие отношения длиться бесконечно долго. Когда-нибудь ему встретится та, которая подарит тепло и нежность. Нужно получить от него по возможности больше, чтобы обеспечить себе подушку безопасности на первое время в случае чего». И не смотри на меня так, Ирка! – Наталья явно пыталась оправдаться, заметив лёгкую укоризну во взгляде подруги. – Да, я стала стервой! А что мне оставалось?