Бернард Задунайский - Крах системы. Исторический детектив

Перечень услуг на ломаном кокни дошёл до Рокки с запозданием и интереса не вызвал: – Боб, передай ему, что мы не курим и зашли перекусить. Мы гурманы!

Романов сразу же потребовал заявленных на витрине экзотических блюд из мяса бизонов и носорогов.

А в ответ он услышал обычные пожелания: – Fuck off, cocksucker! Move your ass motherfucker! (англ. нецензурная брань)

Тяжеловес Рокки с детства боготворил свою властную матушку, известного в Таллине старшего следователя прокуратуры. А подобные заявления в её адрес он воспринимал как личное оскорбление. Свист удара. После мощного джеба хамоватый метрдотель проломил затылком старую витрину, уцелевшую однажды под фашистскими бомбами. Когда из паба выскочили темнокожие автоматчики, нашим любителям экзотики пришлось показать рекордное время… на стометровке до угла.

Первый свободный кэб они догнали только через два квартала, а водитель индус, заслышав стрельбу, дважды проехал на красный.

Боб облегчённо вздохнул: – Неужели и в Таллине могут появиться такие чёрные кварталы? Экспорт революции.

– Вовка, ты жутко отстал от жизни: первые признаки гетто уже наблюдаются в общагах района Копли. В этих притонах рулят бывшие менты, а набор услуг там не отличается от Лондонского: девки, наркота, ворованные тачки и стволы. Недавно в ленинской комнате хрущёвской гостинки открылось казино.

С тех пор Боб избегал Восточных окраин Лондона. А кварталы Брикстона огибал по большой дуге. Пока лента транспортёра выносила чемодан жокея, он припомнил смуглолицего водителя такси, который долго смеялся над легковерным Рокки. Оказывается, реклама кебаба состояла из парольных фраз, которые оповещали наркоманов о новой точке. Как кросовки на проводах.

В зале ожидания жокея встречал директор «Рекорд Маркета», с которым он познакомился в свой первый приезд на берега Темзы.

За прошедшие 10 лет их преступная группа контрабандистов ввезла в СССР тонны подрывных материалов и аппаратуры. Общий товарооборот составил 30 миллионов долларов. Все эти годы завмаг курировал заказы Романова на технику и диски. Бизнес в последнее время переходил на легальное положение, но Боб таможил лишь малую часть поставок в Эстонию и Россию.

Объёма уведённых из Союза стратегических материалов хватило бы для отливки десятка баллистических ракет и одной АПЛ. Здесь счёт шёл на многие миллионы долларов.

Поэтому желающие перехватить бизнес графа строились в очередь, и Рокки не исключал возможность силовых акций. Металлическая сага Раскатова давно заинтересовала его кураторов из МИ-6. Но особенно, их доблестных коллег из Лэнгли. В пенсионном возрасте покойный граф выучил таблицу Менделеева на зубок, сделавшись знатным металлургом.

По дороге на отпевание в церковь директор рассказал о последних днях жизни хозяина. Раскатов недолго горевал после вынужденной продажи паба сомалийцам, полностью растворившись в проекте воссоединения «звёздного» трио ELP.

Сутки напролёт он проводил в студии звукозаписи, пробуя со звукорежиссёром новое звучание супергруппы. Его сердце остановилось прямо у пульта, когда техники в фонике меняли микрофоны на ударной установке. Романов никогда не слышал жалоб графа на сердце и усомнился в правдивости директора.

Раскатова отпевали в православном храме по старым ещё дореволюционным канонам. У Боба потемнело в глазах от наплыва рок-легенд и знаменитостей, пришедших проститься с князем. Небольшая площадь перед Успенским собором едва вместила лимузины «звёзд», которых у выхода караулила «жёлтая» пресса.

Фотографы бесцеремонно ломились в храм, стараясь запечатлеть кумиров 70-х и молодую поросль бритпопа. На кладбище Романов заметил советника российского посольства и разведпродюсера из клуба «Тропикана» Ника Паркера. С последним он сотрудничал на ниве обмена музыкальными материалами.

Спецслужбы союзников представляли советники посольств США и ФРГ, а нейтралов – шведские дипломаты. Казаков и Николаев присутствовали незримо. Тайный союз разведки и рок-музыки нашёл отражение в фотоотчёте с похоронной процессии.

После поминок Володю попросили забежать в адвокатскую контору Брикмана, представлявшую интересы графа.

Здешние юристы составляли запутанные, но безальтернативные контракты на поставку металла шведам, посредством которых сокращались возможные риски на советской территории. Старший партнёр фирмы перешёл к делу без прелюдий:

– Я уполномочен сообщить, что оглашение завещания графа Раскатова, где вам надлежит присутствовать, состоится через три дня. Так как у покойного не осталось прямых наследников, его духовная обнародуется только в присутствии указанных в распоряжении лиц.

Весь следующий день Боб мучился догадками, что же мог ему завещать продюсер. От предположений порой захватывало дух. Оставшееся время он посвятил отработке контактов усопшего по металлической сделке, где всё решалось на уровне личных отношений. Пакет соглашений с участниками рок-фестиваля хранился в банковской ячейке, доступ к которой у жокея имелся. Контракты с музыкантами оплачивались налом, а прикормленные графом банкиры понятливо кивали головами, когда речь заходила о миллионах долларов.

Романов объезжал все продюсерские центры, замыкая концертные договоры на себя. Интерес «звёзд» к гастролям по бывшему СССР продолжал расти, тем более, что все они возвращались оттуда в добром здравии и при деньгах. Прозападный ди джей Романов производил солидное впечатление на рокеров и музыкальных критиков. Менеджеры групп с удовольствием общались с хозяином первого советского рок-фестиваля, обещая участие своих подопечных.

Случайные прохожие в центре Лондона откровенно пялились на новую «Нокию» ди джея, позже получившую известность, как «кирпич». По сравнению с чемоданами «Моторолы» и «Алкателя», это был настоящий прорыв.

Вскоре из аэропорта отзвонился вновь прибывший Казаков, предложив немедленно встретиться по неотложному делу. Замзав оставил Эстонию за неделю до путча, не сдавая дел, которые в запарке прихватил с собой… вместе с картотекой агентуры. Перед эвакуацией он попрощался с Бобом на бегу, словно уезжал в командировку на неделю.

Непотопляемый полковник Николаев отбыл к новому месту службы в конце 91-го, но регулярно наезжал в Эстонию, где пока не вводили виз для соседей по Союзу. Куйбышев готовился снова стать Самарой, но металлические авиарейсы продолжались в том же ритме, освобождая склады от неликвидного кобальта. Командование авиабазы в Эмари, куда сажали транспортные «Аны», конечно, повышало аэродромный сбор, но в пределах допустимого.