Аркадий Адамов - Последний бизнес

В комнате у каждого из четырех столиков всегда толпится народ, и часто серьезные разговоры, горячие споры вдруг прерываются заливистым, веселым смехом. Тогда все головы немедленно поворачиваются к одному из углов, и разговор становится общим.

Весело в райкоме, хорошо, приятно, хоть далеко не всегда ведутся здесь приятные разговоры. Бывает... впрочем, чего тут только не бывает!

Но сейчас в комнате инструкторов настал тот редкий момент, когда почти нет народу, если не считать троих девушек из текстильного техникума у столика Володи Коваленко и вихрастого паренька в полосатой тельняшке - члена портового комитета комсомола.

От Ани только что ушли ребята с судостроительного, горластые, задиристые, и у нее еще до сих пор шумело в ушах от их возгласов и споров. Поэтому, когда Толя Кузнецов заговорил с вошедшим Сашей Рубининым, Аня, облегченно вздохнув, торопливо запрятала в стол последние бумаги и сняла со спинки стула свой жакет, собираясь уходить.

Но почти сразу за Рубининым в комнате появилось четверо ребят из университета во главе с Андреем Роговым, и завязался такой интересный разговор, что Аня невольно задержалась.

– Пора принимать решительные меры! - горячо говорил Андрюша Рогов. - Это совершенно чуждые нам люди! Они используют газету как трибуну для пропаганды вреднейших идей.

– А вы с ними пробовали беседовать? - подчеркнуто спокойно сказал Саша Рубинин.

Он обладал удивительнейшим свойством. Если собеседник горячился, Саша становился спокойным и неторопливым, но если собеседник был хладнокровным или равнодушным, то Саша вспыхивал, как смоляной факел. Но сейчас горячился Андрюша Рогов.

– Или не пробовали! Нет, хватит цацкаться! Сейчас нужны меры организационные.

– Снимать, к чертовой бабушке, - пробасил один из студентов.

Саша покачал головой.

– Надо подумать.

– Чего думать?! - вскипел Андрюша. - Они отрицают социалистический реализм, пропагандируют буржуазные течения в искусстве. Например, сюрреализм, абстракционизм, модернизм...

Паренек в тельняшке ошеломленно посмотрел на Андрюшу, потом со всего размаха стукнул кулаком по столу.

– Ах, мать честная! Вот гады!.. Да таких в открытом море топить надо, чтобы территориальные воды не заражать.

– Но, но, Галушко, - строго сказал Саша Рубинин. - Не заносись, пожалуйста. Это тебе не девятнадцатый год и не Врангель какой-нибудь. Ничего себе рецепт для решения идеологических споров!

– Зато на комитет вынести и по выговору вкатить - самый раз! - сердито буркнул Андрюша Рогов. - Мы так считаем.

Но тут вмешался Толя Кузнецов.

– А мы не так считаем! Такие вопросы оргвыводами не решаются. Это, знаете, легче всего. Вот в последнем номере "Коммуниста" другой метод рекомендуют.

– Это какой же? - запальчиво спросил Андрюша. - Опять уговаривать?

– А ну, давай, давай, Толя, - одобрительно кивнул головой Qаша Рубинин. - В этом плане и твое предложение?

– Именно. Я предлагаю провести на факультете открытый диспут. Хорошо его подготовить. И разбить их взгляды публично. Бить фактами, убедительно, так, чтобы ни у кого не осталось даже сомнений в нашей правоте. Ясно?

– Здорово! - вырвалось у Ани. - Вот это я понимаю!

– А я не совсем, - упрямо возразил Андрюша. - Зачем столько шума? Вопрос-то ведь очевидный.

И снова вспыхнул спор. Убеждали Андрюшу и его товарищей горячо и дружно. В конце концов он дрогнул, а через минуту уже сам загорелся новой идеей.

– И откладывать это дело нельзя, - все так же строго и спокойно сказал ему Саша Рубинин. - Сколько тебе надо дней на подготовку доклада?

– Ну, неделя нужна, конечно. У меня еще одно задание от редакции есть.

– Важнее этого доклада ничего быть не может, - отрезал Саша. - Ладно. Неделя так. неделя. Сегодня у нас что, суббота? Значит, в следующую субботу, так?

– Суббота не годится, - вмешалась Аня.

– Да, пожалуй. Значит, пятница.

Андрюша покрутил головой и впервые за весь разговор улыбнулся.

– Маловато времени. Доклад надо делать зубастый.

– Ничего, хватит, - ответил очень довольный Толя Кузнецов и шутливо добавил: - Парень ты талантливый, эрудированный. Мыслей у тебя много. Успеешь. А надо, так и мы поможем.

Взглянув на часы, Аня воскликнула:

– Ой, мне пора, товарищи!

– Иди, иди, - добродушно кивнул ей Толя Кузнецов, давно забыв о вспыхнувшем было у них споре. - Технические детали мы уж как-нибудь без тебя обсудим.

Аня не привыкла оставлять шутку без ответа.

– Надеюсь, крупных ошибок не сделаете, а мелкие поправлю завтра. Утром доложишь.

По дороге домой Аня зашла в магазин. Стоя в длинной очереди в кассу, она неожиданно услышала веселый голос:

– Вот так встреча! Видите, Анечка, это - судьба!

Аня удивленно оглянулась. Перед ней стоял Жора. Элегантный, оживленный, он, видно, был искренне обрадован встрече.

Аня улыбнулась.

– Ну, если судьба, то занимайте очередь в гастрономическом отделе. Чтобы быстрее.

– Слушаюсь.

...И вот они уже вместе шли по улице, направляясь к Аниному дому.

– Мы не виделись с вами сто лет, - говорил Жора. - А я так ясно помню нашу встречу в поезде, как будто это было вчера. А вы?

– Я тоже помню, - засмеялась Аня. - А вы все такой же поклонник красивых вещей? Эх, Жора! Надо иметь все-таки более высокую цель.

– А я имею!

– Какую же?

– Видеть вас! Честное слово, так хотел видеть вас!

Они подошли к подъезду дома, где жила Аня.

– До свидания, Жора. И спасибо вам. Без вас я бы так быстро не управилась с покупками.

– Давайте погуляем еще. Такой вечер...

– Не могу. Отец ждет. И притом голодный.

– Но мы увидимся с вами еще?

– Не знаю... - Аня помедлила и решительно добавила: - И вообще я вам хочу сказать: не надо за мной ухаживать. Ладно?

Жора опешил от неожиданности.

– Ого! Вы, оказывается, человек прямолинейный. Значит, вам неприятно?

Аня молчала.

– Хорошо. - Жора нахмурился и с непривычной для него серьезностью продолжал: - Тогда я тоже буду прямолинейным. Когда мы встретились в поезде, Борис сказал мне, что в вас влюблен один его друг. Только теперь я догадался, кто это. И вот что я вам скажу на прощание. Не думайте, не из ревности. Я говорю правду, чистую как слеза. Этот человек обманывает вас всех. Он предатель, вот он кто!

Аня взглянула на него с удивлением и тревогой.

– Я вас не понимаю.

– А я больше ничего сказать не могу, - развел руками Жора. - Увы, увы!..

Но Аня уже справилась с охватившим ее волнением и сухо сказала:

– Это похоже на подлость. Понятно вам?

И, круто повернувшись, она побежала вверх по лестнице.

С сильно бьющимся сердцем Аня открыла дверь своей квартиры.

Отец был дома.

Павел Григорьевич Артамонов, полковник в отставке, высокий, чуть сутуловатый, бритоголовый человек. Под косматыми бровями внимательные, очень спокойные, усталые глаза. Павел Григорьевич всегда сдержан, суров и энергичен. Таков был характер, под стать ему сложилась и жизнь.