Дмитрий Захаров - Ящик Пандоры

– Я ведь не злой человек, Райхель! – неожиданно смягчился бизнесмен. – И честно признаться, мне тебя жаль. Я надеюсь, что ты продал мне это фуфло без злого умысла.

– Я сам не знал, Михаил Аркадьевич! – быстро заговорил Райхель. – Купил у простой бабушки, ума не приложу, как такое могло случиться!..

– Я не закончил! – перебил его собеседник. – Я тебе где-то даже сочувствую. Поэтому готов принять в качестве компенсации долга ту безделушку, что ты мне в прошлый раз показывал…

– Какую безделушку? – Сердце упало куда-то в область желудка, сжалось в ледяной комок.

– Не дури, Райхель!

Включилось видео, экран смартфона заслонило розовощекое лицо бизнесмена.

– Отдашь мне пепельницу в счет долга, и станем добрыми друзьями.

Лицо на экране дружелюбно улыбнулось.

– Пепельница в эмалях, работы Карла Фаберже! – воскликнул антиквар. – С дарственной гравировкой Петру Аркадьевичу Столыпину!

– Видишь, как ты все хорошо изложил, Боря! – ласково улыбаясь, сказал бизнесмен.

– Эта вещь бесценна!

– «О мудрости твердят: она бесценна! Но за нее гроша не платит мир», – все с той же слащавой улыбкой на румяном лице процитировал бизнесмен. – А если серьезно, то единственной по-настоящему бесценной вещью является время. А ты тратишь мое время, Боря! – добавил он с какой-то неопределенной интонацией – то ли шутка, то ли угроза…

– На аукционе «Кристис» подобный предмет ушел за сто двадцать пять тысяч фунтов. Без дарственной надписи!

– Вот видишь! Мне еще гравировку удалять придется…

– Как удалять?! – остолбенело пролепетал Райхель. – Это же музейный предмет! Дарственная надпись Столыпину делает пепельницу почти бесценной!

Михаил Аркадьевич обернулся к кому-то невидимому в ракурсе обзора камеры. Донесся приглушенный рокот его голоса, привыкшего отдавать приказы:

– В срок не сделаете, будете отвечать!

Антиквар не слышал ответа человека, к которому была обращена фраза, по виску прокатилась капелька ледяного пота. Он, конечно, читал биографию бизнесмена, во всяком случае, ту версию, что была изложена в Интернете. Бывший партийный функционер. Работал при горкоме Кишинева в ту бытность, когда столица Советской Молдавии была неотъемлемой частью Советского Союза. В девяностые годы трудился в сфере силовых структур. Является учредителем и совладельцем медиахолдинга «Русское искусство». Говорят, что четверть всех произведений искусства, покупаемых частными коллекционерами, проходит через его руки. Женат, двое детей. На одной из фотографий, приложенных к тексту биографии, президент пожимает ему руку.

Круглое лицо бизнесмена закрыло экран смартфона.

– Так что решим, Боря? Будем дружить или ссориться?

Райхель глубоко вздохнул.

– Если бы я решил продавать пепельницу, Михаил Аркадьевич, то цена была значительно выше той, что называете вы.

– А моральный ущерб? – Голубые глаза сверлили антиквара, как два кинжала. – А потерянная репутация? Сколько она стоит, по-твоему?

– Я перезвоню! – пискнул Борис Семенович, отшвырнул смартфон, как ядовитую змею, и помчался в туалет. По пути он едва не сбил с ног продавца Вадика. Вадик был погружен в исследование меню своего новенького смартфона и на несущегося с белым лицом шефа не обратил внимания. Так же как и на двух покупателей, стоящих возле прилавка со значками. В другое время Борис Семенович сделал бы бездельнику Вадику замечание. Он ворвался в уборную, слыша, как в спину ему несется настойчивая трель смартфона. Брюки опали у белых икр, пронизанных сетью выпуклых вен, не ведающих солнечного света, ягодицы приятно охладил пластик. Некоторое время царила безмятежность, только часто билось в груди сердце и по-прежнему дрожала левая рука. Борис Семенович завершил свои дела, привел одежду в порядок, причесал густые, с седыми висками волосы, являющиеся предметом его гордости, внимательно посмотрел в зеркало. Там отразился шестидесятилетний мужчина с тонкими черными усиками и карими глазами, в которых угадывался беспощадный страх. Сорок две тысячи долларов в его положении были неподъемной суммой. Особенно сейчас, когда он внес большую часть суммы за загородный домик. Все как-то сложилось некстати, и картина художника Алексея Петровича Боголюбова, которую принесла симпатичная бабушка, пахнущая корвалолом и чем-то мясным, и неожиданный приезд в его маленький антикварный магазин Михаила Аркадьевича Розова. Розов был крупной московской шишкой, изредка Райхель продавал ему по Интернету безделушки из янтаря, который собирала жена Розова. Все одно к одному сложилось. И взнос за домик на Балтийской ривьере, который он не думал покупать, кабы не удачная сделка! Борис Семенович наспех посмотрел морской пейзаж, тот показался ему вполне приличным, да и Розов расстался с деньгами легко, по-гусарски. И еще потрепал антиквара по плечу по-приятельски, сморщил большой в красных прожилках нос.

– Мне музейные заключения до лампочки! Картину себе беру, сам вижу, что натура!

Борис Семенович тщательно вымыл руки, вышел в торговый зал. Он смутно чувствовал, что дело уже не в картине и о репутации Розов упомянул ради красного словца. Москвич любил рассуждать о слове купеческом и прочих мнимых ценностях торговых людей, делая это с удручающей настойчивостью. Райхель не верил ему. Репутация и нравственность – понятия людей среднего достатка. Миллионеры вершат свой личный закон, закон власти и денег. Он сам виноват. Похвастался редкой пепельницей, видел, как зажглись глаза Розова, хотя тот и не принял попытки купить ценный предмет.

Вадик метнул осторожный взгляд в сторону шефа. Он завершил свои манипуляции со смартфоном и осторожно вынимал из-под застекленного прилавка обшитый синим бархатом поднос, на котором были свалены в кучу значки и медальки. Двое молодых людей увлеченно копошились в значках.

– Вам звонили… – сообщил Вадим тем интимным тоном, присущим современной молодежи, который сильно раздражал антиквара. Нет уважения к старшему поколению! И все хотят получать на блюдечке с голубой каемочкой!

Борис Семенович кивнул. Столбики цифр выстраивались у него в голове в пугающе стройные ряды. Зловещая арифметика была неумолима. В конце каждого месяца он выплачивал аренду за помещение. Доход антикварной лавки, учитывая налоги и зарплату продавца, был смехотворно низким. Торговля шла мелочными вещами, упомянутая Розовым пепельница была им случайно куплена в прошлом году, – распродавалось наследство какого-то старика, то ли немецкого барона, то ли купца, жившего еще до войны в Кенигсберге. Райхель мысленно называл редчайшую вещь работы придворного ювелира своим пенсионным фондом, и надо же было такому случиться, что он, крайне осторожный человек, дал маху дважды! Первый раз, когда показал Розову пепельницу, и вторично, продав московскому олигарху непроверенную на предмет подлинности картину!