Анатолий Cарычев - Артефакты Махмуда – Пахлавона

Исторгло время тысячи потоков!

Ной прожил тыщу лет – лишь раз видал потоп.

Я ж видел в жизни тысячу потопов . – Я тоже ложусь спать! – вслух решил Вася, выключая свет, и не комментируя, что эти слова принадлежат хивинскому поэту Махмуд Пахлавону, решив, в этом времени, и в обличье одиннадцатилетнего мальчика, поосторожнее, показывать свою образованность. Да и откуда маленькому русскому мальчику знать стихи Махмуда Пахлавона, в сорок втором году вряд ли переведенные на русский язык.

«А вот откуда Блатной знает стихи Махмуда Пахлавона и именно на русском языке?» -спросил внутренний голос, который, сейчас решил поболтать.

«Прочитал на стене мавзолея знаменитого борца! Он же работал экскурсоводом в Хиве!» -про себя ответил Вася, прямо в одежде забираясь под теплое одеяло с головой.

Глоссарий к шестой главе

Курт [41] – Курут куру́т, коро́т, ( азерб.qurut, башк.ҡорот, каз.құрт, кирг.курут, тат.корт, туркм.gurt, узб.qurt, шорск.қурут) – тюркский( азербайджанский, алтайский, башкирский, казахский, киргизский, узбекскийи др.), а также монгольский, таджикскийи персидскийсухой кисломолочный продукт. Очень хорошо идет к пиву. Прим автора Зякат [42] – налог. Но не просто налог, а сороковина от стоимости скота. Таким налогом Хивинский хан облагал каракалпаков в середине девятнадцатого века.

Красноводск [43] – город в Туркмении, на берегу Каспийского моря, в Красноводском заливе Каспийского моря.

Бродяга [44] – босяк (тюремн) – 1) блатной; 2) Заключенный, признающий тюремный закон, человек с правильными воровскими понятиями.

«КВВК» [45] – коньяк выдержанный высокого качества (8—10 лет выдержки).

Смерть Блатного. Арест Гайрата. Праздник Нового Года. Вася получает еще одну работу.

Рано утром проснувшись от шаркающих осторожных шагов и громкого сопенья, Вася опасливо высунул голову из-под одеяла, и в тусклом свете, проникающем сквозь окно, увидел Гайрата, который присев на корточки, ковырялся в тумбочке Блатного.

Найдя темную бутылку, зубами выдернул пробку и на минуту присосался, не слыша крадущихся по коридору шагов.

«Я ничего не видел, ничего не слышал! Ничего не кому не скажу!» – решил Вася, забираясь с головой под одеяло.

Резкий рывок, и три сильных световых луча, видных даже сквозь толстое одеяло, заметались по палате.

– Стой на месте! Стреляем! Кто такой? – спросил высокий голос по-русски, с явными ошибками в произношении.

– Гайрат Набиулин! Больной! – бодро отрапортовал Гайрат.

И Вася счел своим долгом проснуться.

Он сел на койке и начал тереть глаза обоими руками, демонстрируя, что только что проснулся, с неудовольствием отмечая, что коньячный запашок от него идет.

– Ты кто такой? – спросил коренастый мужик в военной форме, с трехлинейкой, у которой был примкнут фирменный четырехгранный штык.

Откуда-то на память пришло крылатое выражение: «Штык трехлинейки – только колющее оружие!»

– Я Вася! Лежу здесь! – растерянным тоном, заявил Вася, закрывая лицо ладошками от яркого света плоских фонарей, отмечая отсутствие на рукавах у двух мужиков, знаков различия.

«Нет нарукавных знаков – рядовой состав!» – прозвучало в голове у Васи и сразу немного отлегло от сердца.

– Шарипов! Встать! – проорал прямо над кроватью Блатного хриплый голос здоровенного мужика с автоматом, у которого имелись малиновые петлицы двумя уголками.

«Командир отделения! И с ним два красноармейца!» – мгновенно определил Вася, сквозь пальцы, внимательно наблюдая за обстановкой.

Гайрата, тем временем, поставили на колени, и худощавый красноармеец вынимал из правого кармана сначала бутылку, потом носки, и в довершение серебряную ложку.

– Шарипов! Встать! – снова проорал мужик, дергая Блатного за левое плечо.

С глухим стуком скрюченный Блатной, вернее его тело, или еще вернее труп, фамилия которого, оказывается, была Шарипов, упал на пол. Этот стук сказал Васе, что отвечать Блатной не намерен и ни одна сила в мире не сможет заставить его сказать даже одну букву.

– Что случилось? – спросил хорошо поставленный командный голос.

– Пришли забирать Шарипова на допрос, а он помер!

– Нельзя было отпускать Шарипова из тюрьмы! – повернувшись назад, бросил Властный.

– Но он умер у нас в больнице, а не у вас! Вы сами же просили за него! – негромко сказал голос главного врача, которая, оказывается, стояла за дверью.

– Что с мальчишкой? – ткнув указательным пальцем в Гайрата, спросил Властный.

– Мародерничал, товарищ старший майор! – бодро ответил Здоровяк, становясь перед Властным, одетым в черный чапан, по стойке «Смирно».

– Мальчишку оставить, труп и все вещи Шарипова забрать!

– Но, – попробовал возразить Здоровяк.

– Приказ ясен? – с угрозой спросил Властный, жестом отправляя Гайрата в постель.

Через две минуты в палате остался только Властный, который поманил Васю из постели.

– Пойдем, посмотришь у меня свет! – шепотом приказал Властный, первым направляясь из палаты.

– Слушаюсь товарищ командир! – согласился Вася, одевая на ноги галоши, а на плечи старый больничный халат.

И только завязывая конец на поясе халата, Вася обнаружил в левом кармане смятый комок денег, размером с кулак взрослого мужчины.

«Если бы у меня деньги нашли, то вопросов было бы очень много!» – поругал себя за невнимательность Вася, одевая на плечо сумку, с электротехническими инструментами.

– Долго копаешься чудо – электрик! – громко выдал Властный, первым выходя из палаты.

В седьмой палате, которая находилась в противоположном от кабинета главного врача, конце коридора, Властный жил один. Да и койка у него была пошире, и подлиннее Васиной, и заправлена цветастой курпачи [46], а на подоконнике находился настоящий электрический чайник литра на три.

– У меня что-то не работает электрический чайник. Посмотри, мальчик! – тоном не допускающим возражений, предложил Властный, усаживаясь в деревянное кресло, и закидывая нога на ногу, в ярко начищенных хромовых сапогах.

На подоконнике кроме чайника находился небольшой приемник «Телефункен» [47], черный полевой телефон, без номеранабирателя. И, самое главное кипа газет и внушительная стопка книг, четыре из которых были трудами Ленина, и даже третий том «Капитала» Маркса [48], с многочисленными закладками, что говорило о напряженной, или, по крайней мере, вдумчивой работе, над этой сложной, во всех отношениях, книгой.

– Сейчас посмотрим! – пообещал Вася, подходя к окну и вынимая из сумки небольшой немецкий тестер, размером с детский пенал. Десять секунд и чайник прозвонен. – Дело не в чайнике! – констатировал Вася, переводя на тестере переключатель в положение «V». Стрелка даже не шелохнулась. – Все дело не в чайнике, а в розетке! – пояснил Вася, приподнимая чайник, который оказался довольно тяжелым. Около кровати, с правой стороны, обнаружилась еще одна розетка, в которую Вася и воткнул вилку электрического чайника, который сразу зашумел. Вынув отвертку, Вася отвернул винт на крышке розетки и сразу увидел окисленные медные детали. Навернув на жало отвертки, кусочек бумажной наждачной шкурки, почистил сначала правое отверстие розетки, потом второе левое. – Слишком большая нагрузка на розетку и поэтому контакты окисляются! – пояснил Вася, проверяя тестером напряжение. Тестер показал сто восемьдесят вольт. – Розетка работает, но напряжение ниже нормы! – констатировал Вася, ставя крышку розетку на место. – Выпей со мною чая, мальчик! Тем более, что и чайник закипел! – предложил Властный, наклоняясь к тумбочке и вынимая из нее белый металлический поднос, накрытый зеленой шелковой тканью. Под тканью оказался небольшой плоский металлический чайник, куда была насыпана щепотка заварки, три пиалы, блюдечко с конфетами и печеньем и вазочка с медом, которая немедленно была подвинута к Васе. – Спасибо! – поблагодарил Вася, вытирая руки куском белой тряпки, который оторвал от большего, которым был накрыт вчерашний плов. – Где ты так научился работать с электричеством? – спросил Властный, наливая Василию половину пиалы, как, впрочем, и себе.