Сергей Соколов - Мир пустых Горизонтов

Инет просканировал рекламу пансионата.

– Ну, ты бы поехал?

– У меня нет воспоминаний, господин. У меня есть инструкция.

– Ясно… Пшёл! Нет у него воспоминаний…

Фаррет замолчал, оглядывая пёструю толпу посетителей бара, окруживших его с Раховски столик-дабл на высокой ножке. Затем появился келлер, и Джонни потянулся к принесённому пиву.

– А у людей они есть, – сказал он. – Больше двух тысяч рабочих и инженеров с лунных горных разработок уже притащили свои трудовые задницы… Нет-нет, Лукаш, я не в смысле… У нас не притон… Короче, все они за свои мятые купюры хотели покопаться в собственном прошлом. И их не интересовал фокус, как это сделано. Меня, кстати, тоже не интересует. Я был учёным, теперь бизнесмен. Это раньше я стал бы с лупой ползать и выяснять, что да как, да почему. Сейчас просто делаю деньги, но даю, даю людям то, что они желают. Без подвоха.

– А как же Люберц? – Раховски смотрел как бы мимо собеседника. – После посещения вашего «лучшего места отдыха» он совершил самоубийство.

Желвак дёрнулся на лице Фаррета, но голос остался ровным:

– Самоубийство? Вот как… Я думал, болезнь какая или несчастный случай. А он значит так…

Лукаш впился глазами в Джона Фаррета.

– Именно так. Как назвать этот казус, если персональный информатор в меднадзор фиксирует у человека гипертонический криз, но не успевает его купировать по причине сознательного удаления человеком подкожного медикаментозного имплантата? Старик хотел умереть.

Фаррет выдержал взгляд и задумчиво предположил:

– Или кто-то очень хотел, чтобы все так и думали. Мог же он кому-то перейти дорогу. Доброжелателей в науке не меньше, чем где-либо… Испытано на себе.

И без того шумную атмосферу питейного заведения разорвали джембе. Их зажигательный ритм тут же подхватили каблуки и подошвы сотен посетителей. В этом грохоте утонули последние фразы Джона.

Фаррет через столик перегнулся к собеседнику и не заметил, что окунул в пиво смоляные букли – новинку на рынке гено-модифицирующего перугена:

– Лукаш, дружище, вы же читали договор. Намерения профессора предельно ясны. Старый учёный хотел провести в Море Мечты масштабный физический эксперимент! Даже я понимаю, какие перспективы открываются в случае успеха. С какого… с какой стати добровольно умирать?

– Да, неясно… Послушайте, как вам больше нравится следующая сентенция: эксперимент сорван, но главное, что Людвиг Люберц мёртв. Или так: главное, что эксперимент сорван, а Людвиг Люберц просто мёртв.

Раховски на этот раз не следил за реакцией нового знакомого. Это было уже не нужным.

– А мне никак не нравится, точнее, по барабану! – сказал Джонни развязано, отстраняясь от «дружище Лукаша». – Для меня главное – это исполнение вашим Центром обязательств по договору.

И он похлопал ладонью по пиджаку.

– Вас там греет эта филькина грамота? – Лукаш усмехнулся. – Она лишь ваша индульгенция, Джон, и ничего более. Расслабьтесь, пейте пиво, вы вне моих подозрений.

– Ну, спасибо! Поясной поклон вам, мистер Раховски!

Фаррет резко схватил и обнял проходящую мимо разбитную девицу. Та понимающе прильнула к мужчине.

– Я уже было об алиби начал задумываться. Какой такой Люберц? От проституток не вылезаю… Иди, дорогуша, припудри носик.

А если по-взрослому, так слушайте. Рентабельность пансионата низкая. За два года работы я смог погасить едва ли десятую часть кредита на строительство и обустройство. Признаюсь, уже готов был отказаться от затеи и всё чохом продать. Но место, место, Лукаш! Ты просто не представляешь, я не представляю и никто, кроме, возможно одного единственного человека, не представляет какие великие тайны хранит этот реликтовый мир… Понимаю Людвига. Как он ухватился за идею сотрудничества! А для меня этот договор – спасательный круг, а не филькина грамота… Обидные слова. Разъясни.

– Эх, Джон Фаррет, ты уже перешёл со мной на ты. Рано. Ладно, деловой человек… В договоре нет подписи второго совладельца фирмы. Уваля!

– Но… – начал Фаррет, но Лукаш перебил:

– Вопрос: почему?

– Потому, что он…

– Не надо. Я сам постараюсь ответить на этот вопрос… Вы были правы, Джон, нам по пути. И чтобы этот путь не слишком облегчал ваш кошелёк, я сейчас оплачиваю выпитое вами пиво и бронирую весь пансионат «Островок на горизонте», скажем, на три дня. Всех постояльцев – вон; все неустойки за мой счёт. По рукам?

«Такому пройдохе того и гляди надо успеть вовремя дать по рукам!» – подумалось Джонни, но в целом он остался довольным своим визитом на Землю.

– Договорились, пан Раховски! Оказывается, вы очень состоятельный пан, и вас не пугают цены.

– Какие цены?

– На здешнее пиво.

Инет неспешно подошёл к большому напольному зеркалу в прихожей. Придирчиво осмотрев себя с ног до головы, он что-то там сдул с безупречно сидящего на нём фрака, а потом (сбой в программе?) почистил ботинок о штанину брюк. Безразличное выражение лица сменилось приветливой улыбкой.

– Добрый вечер, хозяин, – произнёс он хорошо поставленным голосом.

Затем улыбка сменилась… улыбкой, но уже с оттенком лёгкой усталости.

– Добрый вечер, хозяин, – повторил инет.

Одна улыбка сменяла другую, всё шло по заложенной в позитронный мозг программе: психологи считали, что человеку при встрече будет приятнее видеть на лице инета ежедневную смену положительных эмоций, чем застывшую в каменной гримасе рожу.

Инет сходил на кухню, принёс мусорное ведро.

– Добрый вечер, хозяин. Простите, забыл вынести мусор, – с виноватой улыбкой проговорила машина. Она осталась довольна выбранным вариантом.

Впрочем, инет старался напрасно, потому что профессору Люберцу было наплевать, кто и как ему улыбается: инет, человек или гужевая лошадь – или совсем не улыбается. Улыбки даже скорее раздражали. Его вообще раздражало всё, кроме работы; его не интересовало ничего, кроме работы; он ничего не ценил, кроме работы. Загадка, зачем он вообще приходил из Центра в свою пустую квартиру: выпить чашку кофе, полюбоваться фотоснимком и подвести итоги дня он мог бы и там. То ли привычка, то ли ещё что-то, но в этом отношении профессор мало отличался от запрограммированного инета.

Ключи забрякали во входной двери, она открылась.

– Добрый вечер, хозяин. Простите, забыл вынести мусор.

– Кофе…

Инет кинулся на кухню, опрокинув мусорное ведро. Содержимое, в виде какого-то непотребства, вывалилось под ноги Люберцу. Он перешагнул и по обыкновению направился к креслу на террасе, не заметив прилипший к подошве ботинка рекламный буклет.

Прошло два часа. Вечер превратился в ночь, стало прохладно, а профессор всё сидел на террасе, привычно держа в руках голографический снимок, привычно повторяя одни и те же слова: