Кирилл Шелестов - Уротитель кроликов

— Я, в общем-то, не очень готов. Я никогда не думал в этом направлении… — Я все еще не мог прийти в себя от потрясения.

Лицо Лисецкого изобразило недовольство. Он не понимал, как кто-то может отказываться от политической карьеры.

— Ну, не всю же жизнь ты собираешься служить частному капиталу, — строго произнес он. — Как говорится, наворовал, пора и о Родине подумать.

Мне тут же захотелось спросить его, как именно в результате дум о Родине появляются на свет поместья, подобные тому, в котором он жил. Но я не стал этого делать.

— Ты сам-то согласен? — обратился ко мне Кулаков.

— Не знаю.

Я и правда не знал.

— Я не согласен, — вдруг твердо заявил Храповицкий. — Я хорошо знаком с Андреем и, надеюсь, могу считаться его другом. Он не чиновник по своему характеру. Ему и у меня-то порой нелегко, а у вас он и вовсе задохнется. Хорошо, если через какое-то время он просто уйдет, не хлопнув на прощание дверью. В результате я потеряю дельного помощника, а вы не приобретете нужного заместителя. Если вы готовы работать с кем-то из моих людей, я бы лучше рекомендовал на эту должность Павла Сырцова. Вы должны его помнить, он управляет моим банком. Разумеется, я гарантирую и его лояльность, и его порядочность. В любом случае, вы вольны уволить его в любую минуту.

— Мне бы все-таки хотелось, чтобы это был Андрей, — упрямо повторил Кулаков.

— Андрей вполне может остаться связующим звеном между вами и нами. Так будет лучше для обеих сторон, поверьте. К тому же не завися от вас, он принесет вам больше пользы. Я ведь вовсе не ищу вашей дружбы. — Храповицкий тонко улыбнулся.

— Не хочешь отдавать парня? — засмеялся Лисецкий. — Может, и правильно. Но ты зря противишься, Борис Михайлович. Сырцов — это отличная кандидатура. Он разбирается в экономике. К тому же Володя прав: в нем больше чиновничьего.

— Я подумаю, — хмуро пообещал Кулаков. Он был разочарован.

— Мне бы хотелось, чтобы мы пришли к какому-то результату сейчас, не откладывая, — вкрадчиво заметил Храповицкий. — Мне не хотелось бы давить на вас, Борис Михайлович, для этого я слишком хорошо знаю ваш независимый характер. Но я люблю ясность.

Он не собирался уступать. Он собирался давить.

Кулаков тяжело вздохнул.

— Хорошо, — сказал он недовольно. — Пусть будет Сырцов. Хотя по мне лучше Решетов.

— Ну, вот и договорились, — обрадовался губернатор. — Главное — это уметь понимать друг друга. Значит, пресс-конференция завтра в десять. У меня. Нет возражений?

Кулаков кивнул, все еще хмурясь.

— Остался один вопрос, — продолжал Лисецкий. — Как нам быть с Черносбруевым? Я его вызвал сюда.

Он встал с кресла и подошел к окну. — А вот и он. Уже приехал. Ждет на улице.

— Ну уж от этого вы меня избавьте, — сердито поднялся Кулаков.

— Нет, нет, — заторопился губернатор. — Ты должен присутствовать при разговоре, Борис Михайлович. Я хочу, чтобы все было по-честному.

— Честнее не бывает, — проворчал Кулаков.

Губернатор вышел и через пару минут вернулся вместе с Черносбруевым. Тот, видимо, был польщен неожиданным вызовом, потому что вошел сияя.

— А, и вы здесь! — радостно начал он, обращаясь к Храповицкому и мне. Но тут взгляд его наткнулся на Кулакова, и он осекся. Он остановился посреди комнаты, не зная, что делать дальше. Глаза его заметались, пытаясь прочесть на наших лицах разгадку происходящего. Кулаков тоже набычился.

— Да ты проходи, не стесняйся, — подталкивал его сзади губернатор.

Опасливо косясь на Кулакова, Черносбруев сделал несколько осторожных шагов и присел на краешек стула, поодаль. Он был очень встревожен. Словно не обращая на это внимания, губернатор вернулся к своему креслу и устроился поудобнее.

— Ну что, Александр Григорьевич, — ласково заговорил губернатор, закидывая ногу на ногу. — Мы тут долго совещались, взвешивали все за и против, и пришли к единому мнению. Надеюсь, ты нас поддержишь.

— К какому мнению? — выдавил из себя Черносбруев. Любезность губернатора явно не сулила ему ничего хорошего, но в худшее он еще не верил. Я заметил, как полированная поверхность стола вспотела под ладонями Черносбруева.

— Ты должен снять свою кандидатуру с выборов! — торжественно объявил губернатор. — Так надо для общего дела, — добавил он уже прозаичнее.

В Черносбруева словно выстрелили. Он побледнел, лицо его исказилось, глаза испуганно округлились.

— То есть, как это снять? — пролепетал он. — Зачем?

— Ну, как люди снимаются, — добродушно принялся объяснять губернатор. — Выступишь по телевизору, скажешь, что проанализировал ситуацию и пришел к выводу, что наиболее достойной кандидатурой на пост мэра города является Борис Михайлович Кулаков. Поэтому ты отказываешься от дальнейшего участия и призываешь своих сторонников его поддержать.

— Это невозможно, — заикаясь, проговорил Черносбруев. — Я этого не сделаю. Никогда…

— Сделаешь, — зловеще улыбнулся ему губернатор. — Так надо. Поверь мне.

Я готов был поклясться, что губернатор наслаждался этим моментом. В его тоне и жестах было нечто плотоядное. Он явно растягивал удовольствие.

Я не любил Черносбруева, я все это затеял, но мне было до смерти его жаль. Причем мне показалось, что даже во взгляде Кулакова мелькнуло что-то похожее на сочувствие. Только Храповицкий сохранял невозмутимость.

— А что же я скажу людям? — Голос Черносбруева упал до шепота.

— Каким людям? — спросил губернатор с любопытством.

— Людям, — настойчиво пробормотал Черносбруев. — Друзьям… Избирателям.

— Эх, куда тебя понесло! — хмыкнул Лисецкий. — Это политика, мой дорогой. Большая политика. При чем тут люди? Это ты на собраниях рассказывай, что ты о них заботишься. А нам — не надо. Через два месяца люди забудут о тебе. Им наплевать на нас. А нам — соответственно на них. Так что давай разговаривать как взрослые люди. Конечно, это не самое легкое решение. Но повторяю, так необходимо поступить ради общего дела. Политик должен быть гибким. У тебя сейчас есть редкая возможность доказать всем, что ты обладаешь необходимыми для большого политика качествами.

Губы Черносбруева затряслись. Он хотел что-то сказать и не смог. Губернатор еще немного полюбовался его лицом, потом продолжил.

— Я понимаю, что оставаться в прежней должности ты уже не сможешь. С Борисом Михайловичем вы не сработаетесь. Мы готовы подыскать тебе новое место.

— Я не хочу нового места! — закричал Черносбруев, вскакивая. — Мне не нужно новое место! Я не откажусь от борьбы! За что вы со мной так поступаете?

Он обвел нас взглядом, в котором стояли слезы. Его редкие волосы как-то жалобно прилипли к черепу. Никто ему не ответил.

— Вы предатели! — выкрикнул Черносбруев беспомощно. — Вы сами меня в это втравили! Вы меня уговаривали. А теперь бросаете! Я не буду сниматься! Не буду! — Голос его сорвался.