Вадим Россик - Маньяк, которого не было

Не спеша пережёвываю яичницу. Слабенький солнечный свет, как через плотный абажур, тускло освещает кухню. Осеннее солнце скупится на протуберанцы. После еды – таблетки. Врач в клинике пообещал, что эти таблетки я буду вынужден принимать до конца жизни. Ага. Так вот оно какое – счастье!

Я включаю радиоприёмник, висящий над столом. «Антенне Байерн». Слоган: «Мы любим Баварию, мы любим музыку!» Весёленький быдлопоп вперемежку с информацией о дорожных пробках. Краткий курс деградации. Откройте как можно больше ваши рты и улыбнитесь!

Скоро придёт из школы Лукас. Мальчик-с-пальчиком. Умён не по годам. Лукасу уже десять лет, а ума, как у пятилетнего. А может быть, я несправедлив? Сам Лукас выглядит вполне счастливым. Пока для счастья ему хватает мамы, конструктора «ЛЕГО» и двух еженедельных евро по пятницам. Карманные деньги. Лукас плохо говорит по-русски, зато отлично болтает на диалекте. У Лукаса есть друг Джейсон – мелкий писклявый жихарка в очках. С Джейсоном Лукас и проводит большую часть времени. Когда не с мамой и не в школе. Носятся вдвоём по улице или ползают среди игрушек по ковру у нас в зале.

Саша возвращается с работы после пяти. Он полная противоположность младшему брату – серьёзный, основательный, неторопливый. Высокий, измождённый, как узник концлагеря. Много курит, мало пьёт, ещё меньше ест. Саша работает механиком, неплохо зарабатывает и своей жизнью тоже в целом доволен.

В общем, я окружён удовлетворёнными, светлыми людьми. Один я на этом празднике жизни недовольно морщу нос. Депрессия? Инсульт превратил мою жизнь в бесформенный ком. Ещё полгода назад я был полон оптимизма и планов на будущее, а сейчас от всего этого осталась только кучка серого пепла. Легонько дунь и разлетится по углам. Не соберёшь.

Скорее по привычке, чем по потребности, я усаживаюсь перед монитором компьютера и включаю его. Открываю давно задуманную книгу. Начатую ещё до инсульта. С тех пор не прибавилось ни строчки. Даже названия пока не придумал. Ну здравствуй, борозда! Я – старый конь! Тупо смотрю в экран. В голове не мозг, а твёрдый вакуум. Оказывается, мне нечего сказать читателям. Или просто не хочется? Так и проходит день за днём. В бесполезном сидении перед монитором. Поливаю бесплодный песок пустыни, неспособный ничего родить, вместо чернозёма идей, сюжетов, образов. Литературное бессилие. Хотя, возможно, оно лучше литературного кретинизма. Чем выдавать на гора сотни тысяч шлака, может быть, честнее затихнуть? Лежать и не жужжать? Да, тут поневоле станешь угрюмым.

Вспомнил давешний сон. Странная темнота, странные дети, странный смех. Странный сон. К чему бы это? Да ни к чему! Не хочу про это думать. Человеку с дважды просверленной головой всё по барабану! Уйду весь в себя и просижу целый месяц, разглядывая в окно смурной октябрь. А потом по-английски… Не прощаясь…

В прихожей шандарахнула дверь. Это Лукас явился из школы. Пацан вихрем проносится мимо меня в детскую. По дороге успевает кинуть мне традиционное: «Халло, Вадим!» и скрывается за углом. Я открываю рот, но напрасно. Не успел. Мальчишки уже нет. Быстрый, как заводной заяц. Из-за скорости Лукас, наверное, увидел только мои размытые очертания. Вторая космическая. Двадцать первый век. Времени, посидеть и поглазеть на экран монитора, нет ни у кого. Кроме меня. Поплотнее стискиваю губы и сосредоточиваюсь на тексте. Но разве дадут! Звонит телефон.

Это Катя – сестра жены. Женщина, порабощённая своим котом. У этого кота даже нет нормального кошачьего имени. Он откликается только на «Иди, жри!». Маленький, серенький «Иди, жри!» заменяет Кате семью. По человеческому счёту «Иди, жри!» уже перевалило за седьмой десяток. Кот, окаменевший от старости. Оказывается, коты тоже страдают артрозами и артритами. Кто бы мог подумать! «Иди, жри!» постоянно болеет. То хвост отваливается, то шерсть клочками. Старый пердун.

– Что делаешь? – символически интересуется Катя.

Я что-то мямлю в ответ.

– Я тоже, – загадочно произносит Катя. – А где Марина?

– Марина уехала по делам, – туманно отвечаю я. На самом деле я понятия не имею, где моя жена и когда она вернётся. Марина уходит и приходит, когда ей вздумается, не ставя меня в известность. Так она привыкла за годы одиночества. Я с этим не борюсь. А смысл? Через месяц полоса её одиночества продлится и упрётся в бесконечность. Вот и не нужно на этом заострять внимание.

Катя молчит. Видимо, ждёт от меня инициативы в разговоре. Я проявляю:

– Как ты, как кот?

– Я-то в порядке, а вот мой «сынок», что-то болеет, чихает. Даже не знаю, что с ним делать, – жалуется Катя.

Знакомая песня.

– Может, у него аллергия? Бывает у кошек аллергия на людей?

Катя смеется.

Наш разговор разрушают колокола соседской церкви. Они добросовестно барабанят подряд раз сто. Из-за них мне ничего не слышно в телефонной трубке. Когда набат наконец-то утихает, вместо Кати в телефоне тянется бесконечный гудок. Я коротко стучу пальцами по столу. На моём тайном языке это означает: «Ну и ладно!»

– Я на улицу! – кидает Лукас, пробегая мимо меня к выходу. Он переоделся и жуёт «гуммибэрхен». Маленькие такие конфетки в форме медвежат. По вкусу напоминают сладкую автопокрышку. «Гуммибэрхен» заменяют Лукасу завтрак, обед и ужин. Если, конечно, мама не заставит поесть супа, картошки, колбасы, сыра, масла, хлеба и тому подобной несъедобной дребедени. Ну есть же конфеты?! Зачем портить себе желудок? С точки зрения Лукаса, взрослые очень странные существа.

– А уроки? – успеваю я спросить мальчишку. Марина попросила меня проверять уроки сына.

– Сегодня не задали!

Дверь опять оглушительно шарахнула. Стандартный ответ. Лукасу никогда не задают домашних заданий. По крайней мере, он в этом твёрдо уверен. Хотя классный руководитель опровергает. Кто-то из них двоих ошибается. Но кто?

А вот и жена. Марина втискивается в дверь, нагруженная распухшими пакетами.

– Привет! – приветствует она меня, отдуваясь. Я «срываюсь» с места и со скоростью окоченевшего трупа ползу жене навстречу. Идти так же трудно, как плыть через застывший жир. На пороге кухни я всё-таки перехватываю Марину. Со вздохом облегчения она отдаёт мне пакеты. Теперь можно переодеться, упасть на диван и вытянуть ноги. Муж, то есть я, позаботится обо всём дальнейшем.

Я разгружаю пакеты. Мясо в пластиковых контейнерах, филе красной рыбы на подложках, хлеб, колбасы, сырные наборы, молотый кофе, коробочки конфет (Эх, Лукас-то проворонил!), печенье, два десятка яиц, консервированные бобы, сетки с картофелем, луком… Обычной российской семье хватит на неделю, но здесь живут по-другому. Что не съестся за день-два, будет выброшено в помойный бак. Еда дешёвая, даже бесплатная для многих (О халявном хавчике позже), поэтому никто крошки со стола в рот не отправляет.