Наталия Антонова - Гость без приглашения

Лукерья Самсоновна Твердохлёбова – старая тётка Никифора Лаврентьевича – уже пятнадцатый год жила с семьёй племянника. Приживалкой она себя не чувствовала. Наоборот, скорее домоправительницей. На ней лежали почти все хозяйственные дела – закупка продовольствия, составление меню трапез, присмотр за наёмной прислугой и многие другие домашние дела. Несмотря на свой преклонный возраст, Лукерья Самсоновна со всем этим прекрасно справлялась. И Твердохлёбов частенько говорил ей:

– Без тебя, тётушка, я был бы как без рук.

– Не преувеличивай, Никифорушка, – отвечала она, обволакивая племянника ласковым взглядом старческих глаз.

– Тётя Луша, разве же это преувеличение? – смеялся он, шутливо приобнимая старую тётку за давно расплывшуюся талию. – Будь моя воля, я бы тебе орден выдал.

– Какой такой орден?

– За заслуги перед семейством Твердохлёбовых, – полушутя, полусерьёзно отвечал Никифор Лаврентьевич.

Лукерья Самсоновна отпихивала племянника и заливалась счастливым смехом. И смеялась она, несмотря на возраст, совсем как молодая девушка. Лукерья Самсоновна ни разу за всю свою жизнь не была замужем, и только поселившись с племянником обрела, как она считала, семью. Никифора она любила безоглядно. В его дела не вмешивалась. И была твёрдо уверена, что её Никифорушка всегда и во всём прав. Бог наделил его и умом, и смекалкой, не зря же он дослужился до полковника, а после и дело своё организовал. Она глядела на осанистого, уверенного в себе Никифора Лаврентьевича и с гордостью думала: «Ни дать ни взять купец первой гильдии! Ох, ежели бы родился он в старое доброе время, каких бы дел наворотил». В этом её мысли были в чём-то схожи с мыслями самого Твердохлёбова о зяте Тихоне.

Внучатых племянников Лукерья Самсоновна тоже любила. Особенно Анфису. И муж её Тихон ей нравился. Она инстинктивно чувствовала, что между племянником и мужем внучки отношения напряжённые, но причину их напряжения не понимала. Порой она недоумевала про себя – и чем это Тишенька не угодил Никифорушке? Ответа она не находила. Некоторое время мучилась от смятения, поселившегося в её душе. Но потом забывала об этом до следующего раза.

Глядя на Олега, Лукерья Самсоновна радовалась: ничего не скажешь, удался парень на славу. Жаль только, матушка его Иринушка, племянница её ненаглядная, не дожила, а то бы тоже порадовалась вместе с ней за сыночка. При этих мыслях Лукерья Самсоновна перекрестилась, глядя на маленькую икону, стоявшую на столе в её комнате. Икону ей эту подарил Никифор, и была она написана неизвестным иконописцем аж в XV веке. Так сказал племянник, а слову его старая тётка верила безоговорочно.

И лишь одна печаль у них была с Никифором на двоих – сын его Эдик. Снежану старая тётка почему-то в расчёт не брала, считала чужой и была уверена, что этот ломоть скоро от их семьи отвалится сам собой.

Но Эдуард – это совсем другое дело. Он был единственным сыном Никифора, ему полагалось быть продолжателем рода Твердохлёбовых. А на деле толку от него никакого не было. После каждой встречи с сыном у Никифора новые седые волосы появлялись. «Вот уж наградил бог сыночком», – сердито думала Лукерья Самсоновна. Легкомыслия Эдуарда она не одобряла, но считала, что во всех бедах внучатого племянника виновата его мать Розалия, которая упустила мальчишку. Никифора она ни в чём не винила. Он лямку тянул! Родине служил и материально обеспечивал никчёмную актрисульку и её оказавшийся таким же никчёмным приплод. «Не везёт Никифору с женщинами», – сокрушалась старая тётка и старалась во всём угодить племяннику.

Максим Гурьевич Гаранин, сосед Твердохлёбовых по посёлку, спал в предновогоднюю ночь плохо. Один раз он даже встал, оделся, крикнул собаку и вышел с ней погулять в сосновом бору, что раскинулся совсем рядом с их посёлком. Ветер шумел в вершинах сосен и навевал думы такие же тёмные, как ночь в сосновом бору. Хотя сквозь просветы в вершинах сосен льётся вниз, точно вода из серебряного кувшина, лунный свет, и под ногами вон снег белый светится. Только вот на душе у Максима Гурьевича просветов что-то не виделось. Но винить в этом некого, сам виноват. Зачем влез, как петух в чужой курятник? Зачем положил глаз на жену соседа? Да ведь и не только глаз.

Гаранин злился и на себя самого, и на Снежану, что она отдала ребёнка родителям. Ему она сказала, что на время. Но и на время зачем, зачем пацану жить неведомо где и неведомо как. Вдруг это и на самом деле его сын. Снежана плакала, прижималась к нему и испуганно шептала, что муж требует экспертизу по установлению отцовства. Ну, так что с того! Пусть проводит! Лучше уж точно знать, чем метаться в неведении.

«Мало было незамужних девок, – принимался в который раз грызть себя Гаранин, – так угораздило же влюбиться в Снежану! Да так влюбиться, что готов был ночью прокрасться в дом соседа и умыкнуть её на край света!». А она его не отталкивает, обовьёт своими руками гибкими, вопьётся губами жадными и шепчет в коротких перерывах между поцелуями, что любит только его. А сама от мужа уходить не хочет! Говорит, что если ребёнок на самом деле от Никифора Лаврентьевича, а она уйдёт от него, то ребёнок право на наследство потеряет. Гаранин клятвенно заверял её, что усыновит мальчика, даже если он не его сын, и ни в чём он нуждаться не будет. Так нет, заладила одно и то же, зачем ему от отцовского добра отказываться. К тому же Снежана была уверена, что всё, что достанется Эдуарду, тот сразу и промотает. Но ему, Гаранину, какое до этого дело?! Однако переубедить мать, защищающую интересы своего детёныша, на его памяти ещё никому не удавалось. Так что Максим Гурьевич двумя руками был за проведение экспертизы. Выходило, что Гаранин желал внести ясность в этот вопрос не меньше Твердохлёбова. И только расчётливая Снежана хотела, чтобы всё оставалось как есть. Но Гаранин, возвращаясь из леса домой, принял твёрдое решение, что не позволит ей сидеть на двух стульях. Стул соперника он из-под неё выдернет, чего бы это ему ни стоило.

В дом Твердохлёбова гости начали съезжаться ещё засветло. Добротный загородный дом, опушённый снегом, в заснеженном же саду выглядел чуть ли не дворцом сказочного барона. Начинавшийся сразу за ним сосновый бор только усиливал это впечатление.

Как и хотел хозяин дома, собрались в этот вечер все, кого он считал самыми близкими и родными себе людьми. Не огорчил его даже приезд как бы не званного на встречу Нового года Виталия Калитовского. Хотя справедливости ради надо сказать, что Твердохлёбов в приглашении не перечислил семью друга по именам. Просто написал – приезжайте 31 декабря ближе к вечеру. Очень жду! Ваш Никифор. Так что и Виталий как член семьи Калитовских имел полное право считать себя приглашённым.