Полина Дашкова - Продажные твари

«Может, он жив», – хотела сказать она, но не решилась, запнулась, будто боялась сглазить, спугнуть внезапную шальную надежду.

Дорогу Маша, конечно, не помнила, шла наугад. К поляне вышли только через полчаса. Маша сразу узнала это место и застыла как вкопанная: у камня никого не было.

– Он исчез, – прошептала она, – он лежал здесь.

– Наверное, встал и ушел, – осторожно предположил Игорь. – Его как дух вырубил? Ножом?

– Нет, головой о камень ударил.

– Ну, это пустяки. Видишь, какой здесь мох толстый. Удар смягчило, вырубился твой Вадим, а потом встал и отправился тебя искать. Оклемался он, точно оклемался. У меня был такой случай…

И тут Маша расплакалась, горько, навзрыд, по-детски шмыгая носом.

– Ну ты что? – смутился Игорь. – Эй, кончай реветь. У тебя ссадина здоровая на горле, закровит!

Плечи ее крупно и быстро вздрагивали, она опустилась в траву, уткнулась лбом в мягкий мох, которым порос камень. Слезы катились ручьем, она рыдала в голос и не могла остановиться.

Защелкало переговорное устройство.

– Пятый, Пятый! Что там у тебя? Где ты?

– У меня все нормально, – ответил Игорь. – Жива заложница, только рыдает. А второй заложник куда-то делся. Судя по всему, тоже жив. Какие указания, товарищ капитан?

– Ну какие указания? Приводи ее в чувство и дуйте к дороге. Там у штабной палатки фельдшер дежурит. Как, дойдет она сама?

– Не знаю, – пожал плечами Игорь, – попробую довести.

– Ладно, Игорек. Если чеченца увидишь, стреляй на поражение, не геройствуй. Он где-то близко бродит. И еще трое, по нашим сведениям, ушли. Так что гляди, осторожней. Все. Конец связи.

Вдали послышалось несколько коротких очередей.

– Кончай истерику! – строго сказал Игорь и поднял Машу за локти. – Вот выйдем из района боевых действий – и рыдай себе на здоровье.

Маша встала и вытерла слезы кулаками.

– Ты думаешь, если человека ударили затылком о камень, он может выжить?

– Маша, – вздохнул Игорь. – Ну если он встал и ушел, значит, выжил. Вот у меня был такой случай, еще на гражданке, в десятом классе…

– Ты, Мария Кузьмина, в рубашке родилась, – заметил военный фельдшер, разматывая бинт у Маши на шее и осматривая рану, – еще бы чуть-чуть, и задело артерию. Первый раз такое вижу, чтоб лезвие по касательной прошло, – он стал осторожно промывать рану, – да не дергайся ты, это ж фурацилин, он не щиплет. Голову выше подними. Сама-то откуда?

– Из Москвы.

– И как тебя угораздило к самому Ахмеджанову в заложницы попасть?

– Сама удивляюсь, – попыталась улыбнуться Маша, – я вообще-то отдыхать приехала.

– Хорошо небось отдохнула? – покачал головой фельдшер. – Ты при разговорах рот-то не шибко разевай. Я ж тебе бинтую, а ты мешаешь. Ну вот, порядок, – он закрепил повязку, – пару дней так походишь, а потом пусть на воздухе заживает. Зеленкой смазывай. Даже красиво будет. Рана не глубокая, чуть-чуть по коже садануло.

– Как вы думаете, шрам останется? – спросила Маша.

– Шрам! Ничего не останется, до свадьбы заживет. Шрам! – фельдшер усмехнулся. – Едва жива осталась, а из-за такой ерунды беспокоится!

– Я не беспокоюсь… Просто… Из зеленой штабной палатки послышался треск переговорного устройства.

– Ока! Ока! Я Пятый! – весело заговорило устройство. – Как слышите? Прием? Где вы там? Василич, прием!

Фельдшер взял микрофон.

– Я Ока, слышу тебя хорошо. Ты, что ли, Игорек?

– Я, Василия, я. Нашелся второй заложник! Жив-здоров, участвует в поисках. Скажи там барышне, чтоб не рыдала больше.

– А самого-то нашли?

– Нет пока. Все, Василия. Конец связи.

– Слышала? – спросил фельдшер Машу, вошедшую в палатку вместе с ним. – Теперь уж все. Ушел он, бандитская морда. Ищи-свищи его, хоть все горы носом изрой.

– Неужели не найдут?

– Считай – все. С концами, – кивнул Василич, – там, говорят, еще трое бегают. Вот их, может, и поймают. А Ахмеджанов, он словно заговоренный.

Вдали застрекотали вертолеты. Они вышли из палатки.

– Это подкрепление? – спросила Маша.

– Какое подкрепление! Сейчас покружат над горами – и назад, на базу. Там уже небось местное правительство рвет и мечет, протесты в Москву шлет. Официальные.

– Почему протесты? – удивилась Маша. – Здесь же и так наши войска стоят… Ведь не для того, чтобы в море купаться?

– Одно дело – войска, другое – боевые операции, – стал объяснять Василич, но шум двух вертолетов заглушил его слова.

Два военных вертолета летели совсем низко, прямо над головой. Винты рассекали воздух, поднимая ветер, отчего трава стелилась к земле, трепетали и хлопали брезентовые стенки палатки. Сильная струя ударила в лицо, Маша зажмурилась. А когда открыла глаза, перед ней стоял Вадим…

Фельдшер, взглянув на них, хмыкнул иОтошел в сторонку, к закопченному походному керогазу. Он успел приготовить чай, выкурить папиросу и, наконец не выдержав, позвал:

– Эй, заложники, кончай целоваться-обниматься, давайте в палатку, чай пить будем.

– Отличная штука ваш керогаз, – заметил Вадим, осторожно взяв в руки обжигающую жестяную кружку с чаем, – только воняет и коптит.

– Я без него, родимого, как без рук, – сообщил фельдшер, – но воняет он сильно, что правда, то правда. И копоти много. Зато чаек хорош.

– Да, чай какой-то особенный, – кивнула Маша, – очень вкусный.

Послышались голоса и шаги. В палатку заглянул Константинов.

– Ну что, товарищ полковник, не поймали? – спросил фельдшер.

– Нет, Василич, – вздохнул Константинов, – не поймали.

– А тех, троих? Вы заходите, чайку попейте с нами.

– Спасибо, Василич. От чайку не откажусь. Из тех троих одного уложили, другого взяли живым, а третий ушел.

– На базу-то скоро полетим? – спросил Василич, подавая полковнику кружку с чаем.

– Через час-полтора. Как вертолеты вернутся. Слушай, Василич, вот ты тут сидишь, чаи распиваешь. А там старлей руку ободрал до мяса. И керогаз твой коптит, – заметил полковник, – ты бы вышел, помазал старлея йодом и примус успокоил бы свой.

– Ладно, понял, – Василия, кряхтя, поднялся и вышел из палатки.

– Ну что, Мария Львовна, – Константинов пристально взглянул на Машу, – и не жаль вам синеглазой корреспондентки газеты «Кайф» Юлии Ворониной? На нее розыск объявлен, поймают, обвинят в убийстве кандидата в губернаторы. Во всяком случае, заподозрят.

– Юля Воронина никого не убивала, – тихо сказала Маша, – она только подкинула чеченской марионетке кассету, на которой он сам был заснят. Помните, как в финальной сцене «Гамлета»: «Ступай, отравленная сталь, по назначению!» Юля Воронина только прилепила лейкопластырем кассету к крышке унитазного бачка в индивидуальном сортире в офисе Иванова. А чеченцы нашли и убили Иванова.

– Я не сомневаюсь, что вы, Машенька, станете знаменитой актрисой, – медленно произнес полковник, – но мой вам совет на будущее: никогда не занимайтесь самодеятельностью. Самодеятельность и профессионализм – вещи несовместимые.