Андрей Русев - В поисках компромата. Исторический детектив

Теперь уже в недоумении замер Умов.

– Вооот!

Протасов отвинтил крышку на бутылке, и налил себе полстакана.

– Ведь водка – она как соль.

Он наколол вилкой пельмень, залпом выпил и с аппетитом закусил.

– Взять хотя бы пельмени. Нет, не эти, домашние, – сказал он жуя.

Глянув на тарелку, он вновь потянулся к портфелю.

– Не передумали?

Николай отрицательно покачал головой.

– Воля ваша, – сказал Протасов. – А я еще немного. Так сказать, для закрепления эффекта.

Он налил себе еще полстакана и убрал в портфель бутылку и колу.

– Так вот, что для них нужно, для пельменей я имею ввиду? А я вам скажу: по полкило парной постной говядинки и свининки, но чтоб с жирком была. Еще небольшую луковку. Все это в мясорубку, желательно с крупной решеткой.

С этими словами он выпил и продолжил.

– Потом берем пучок петрушки. Стебли долой! Листики мелко рубим и в фарш. Ну, соль, перец – обязательно свежемолотый. И в конце – соточку водки. Это я у китайцев приметил. Тщательно вымешиваем, под крышку и в холодильник – пусть настаивается пока тестом занимаемся. А когда дело до лепки дойдет, тут еще один секрет: вливаем в фарш холодную воду до тех пор, пока она впитываться перестанет. Выкладываем это сварившееся чудо на тарелочку и слегка смазываем сливочным маслицем, чтоб блестели, ну и не слипались, конечно. Тут можно их еще слегка перчиком присыпать, но это уж по желанию. И вот подхватишь один такой ложкой – именно ложкой, протыкать их никак нельзя – раскусишь, а из него ароматный бульон сочится.

Протасов даже зажмурился от удовольствия.

– И главное, чтоб пельмени были свежеслепленные. Можно, конечно, их и заморозить, но вкус уже не тот. Да и согласитесь, зачем брать парное мясо, чтобы потом его морозить?

Дожевывая последний пельмень, он с довольным видом откинулся на спинку.

– А уха? Ведь если в конце варки в нее не добавить водочки, то это будет просто рыбный суп.

Николай в очередной раз сглотнул слюну. Он давно допил кофе, впрочем, весьма не вкусный, и сок, и теперь боролся с желанием заказать себе чего-нибудь съестного.

– Представьте, перед вами тарелка горячей ухи – настоящей! – с плавающим зеленым укропчиком сверху. Тут же бутылка водки со слезой, запотевшая значит с холода, и рюмка прямо из морозилки – это важно! И вот вы наливаете в ледяную рюмку водочку, берете расстегай с рисом, яйцом и зеленым луком, вливаете в него ложку горячего бульона, чтоб подсогреть, придать аромату и сделать нежнее. Опрокидываете рюмку, и пока ледяной шарик катится по пищеводу, откусываете расстегайчик, а к нему сразу пару ложек ушицы. И пока вы наслаждаетесь этим блаженством, внутри у вас расцветает горячий аленький цветочек.

И Протасов снова зажмурился от удовольствия.

– Вы уж простите меня, – словно очнувшись от видений, сказал он. – Я за едой о делах не говорю. Так, что у вас…

Тут его прервал подошедший к их столику мужичок в рабочей одежде.

– Привет, Саныч! Ты не серчай на меня за вчерашнее, видать перебрал я лишку. Тут такое дело: дай стольник взаймы до завтра. Я верну!

Протасов хмуро уставился на пришельца. Помедлив не много, он сунул руку в карман и высыпал на стол горсть мелочи.

– Ну ты чё! Я же не милостыню прошу, а взаймы.

Протасов продолжал буравить взглядом мужичка.

– Ладно-ладно! Сколько здесь?

– Поскольку я не пользуюсь обсценной 3 3 ненормативной. лексикой, отвечу на певучем украинском: сам підрахуй! 4 4 пiдрахуй ( укр .) – подсчитай.

– Ну все-все, – сказал мужичок, сгреб мелочь со стола и удалился.

– Еще раз извините! Вчера у меня с этим субъектом диспут вышел.

Протасов с трудом скрывал охватившую его злость.

– Представляете, начал мне доказывать, что «на Украине» – это оскорбление! Надо только «в Украине» говорить. И ведь не западенец, и вроде образованный. Работает тут неподалеку в строительной бригаде. Я ему: тогда в Кубе. А он: в каком кубе? Страна, говорю такая – Куба. Может слышал? Хочешь «в», добавь «республика», а так «на» и точка. Так у нас дело чуть не до драки дошло. У себя пусть как хотят говорят, а здесь не позволю русский язык коверкать!

Успокоившись, сказал:

– Ладно. У вас ведь ко мне какое-то дело. Чем могу?

– Я по поводу вашей статьи «Загадка пропавшей картины».

– А, Фрида Кало. Давно это было.

– Три года назад.

– Да нет, я про саму пропажу. А что вас интересует?

– Вы пишите, что на Кубу картину привез секретарь Троцкого.

– Положим. И?

– Я хотел бы узнать все возможное об этом человеке.

Протасов задумался.

– Помогу чем смогу. Подниму все свои записи, наконец сказал он. – А вы не поделитесь своими историческими находками? Уверяю, я смогу превратить их в отличные публикации. Ведь вам для диссертации это весьма пригодится. И в списке использованной литературы у вас появится ссылка на «РГ», прямо почти «Российская газета».

Язык его не заплетался, но чувствовалось, алкоголь начинает брать над ним верх.

– Ну, так как?

Недолго думая, Умов кивнул.

– Станция Третьяковская. Переход на станцию Новокузнецкая Замоскворецкой линии, – прозвучало в динамике.

Умов вышел из вагона и поднялся по эскалатору. Путь его лежал в редакцию «Русского глашатая».

Прошло уже больше двух недель с момента встречи с Протасовым, и Николай решил, что это был холостой выстрел. И вот – звонок.

– Здравствуйте, Николай. У меня для вас есть весьма любопытная информация. Давайте встретимся в редакции.

Шагая по улице, Николай не мог избавиться от легкого чувства волнения. Отчасти это было связано с ожиданием услышать что-то важное, а отчасти – с некоторым трепетом, которое он испытывал к журналистам.

Свернув в переулок, он вскоре увидел красно-белый двухэтажный особняк с колоннами. На его фронтоне две фигуры поддерживали щит, на котором, видимо, когда-то был изображен герб одного из владельцев. Слева расположился флигель, в котором и находилась редакция. Николай миновал металлическую ограду, подошел к нужной двери, и нажал на кнопку домофона.

– Вы к кому?

Николай ответил и назвал свою фамилию. Вскоре дверь открыл сам Протасов. Они вошли в довольно просторный и абсолютно пустой холл.

– Давайте сразу к художнику пройдем, чтоб другим не мешать. Его сегодня не будет.

В комнате, напоминавшей пенал, стоял длинный стол с приставленными стульями и шкаф с какими-то бумагами и книгами. На дальнем конце стола разместился монитор.

– Располагайтесь. Я сейчас принесу материалы.

Николай сел и посмотрел сквозь зарешеченное окно на дворик, но кроме пары деревьев и нескольких кустов ничего не увидел. И все же, несмотря на обыденность обстановки и невнятный вид из окна, Николаю казалось, что он ощущает какую-то магию этого места.