Елена Рудакова - Виртуальность и реальность

– You know, today English language is the lingua franca. Do you know what means «the lingua franca»? («Вы знаете, что сегодня английский язык – это лингва франка. Знаете ли вы, что значит «лингва франка»?»)

– Of course («Конечно»), – уверенно за всех ответил Максим.

Саша рядом со мной громко хмыкнула, и я её понимала. Максим принадлежал к распространённому виду людей – фанатов эрудических игр, вроде «Кто хочет стать миллионером» или «Что? Где? Когда?», и поэтому его голова была забита бесчисленными бессистемными фактами, которые вкупе с его почтенным возрастом создавали впечатление нешуточного природного ума. Но похвальбой своими знаниями Максим зачастую выдавал свой настоящий, примитивно устроенный ум.

– But we don’t («Но мы нет»), – сказала Марго.

– The lingua franca, – сказала учительница, – is the international language, which we all use to speak with foreigners. For example, if you speak only Russian, and a foreigner speaks only German, you will use English to communicate, right? If you both know English, of course. («Лингва франка – это международный язык, который мы все используем с иностранцами. Например, если вы говорите только по-русски, а иностранец только по-немецки, то вы будете использовать английский, чтобы общаться, правильно? Если вы оба знаете английский, конечно»)

Нечто в этом роде мы слышали на каждом уроке. Учительница рассказывала, что если сегодня не знаешь английский, то ты всё равно что глухонемой. На это Саша говорила, что она учит язык, чтобы читать по-английски, Марго утверждала, что её послал на курсы начальник, чтобы она могла обращаться с новыми бухгалтерскими программами, и Диму тоже заставили изучать язык на работе, потому что программист, не знающий английский – не программист. Только Максим был доволен словами преподавательницы и всегда добавлял, что скоро американцы захватят Россию.

Как я уже рассказывала ранее, наши уроки были похожи на собрания клуба по интересам. Всё что делала учительница – это давала нам темы для дискуссий и контролировала ход беседы. Она хотела, чтобы мы говорили, как на приёме у Елизаветы Второй, и чтобы наша речь цвела художественными оборотами и сравнениями, как в её любимой книге «Вино из одуванчиков».

– I like English, – говорил Максим, – but I hate the «Dandelion wine». It is childish book for teenagers, and so much people like this book… this makes me hate it. Crowd can’t love something good. Crowd like soap operas or «Master and Margarita». («Мне нравится английский, но я ненавижу «Вино из одуванчиков». Это ребяческая книжка для подростков, и так много людей любят эту книгу, что… это заставляет меня ненавидеть её. Толпа не может любить что-то хорошее. Толпа любит мыльные оперы или «Мастера и Маргариту»»)

– Why don’t you like «Master and Margarita»? («Почему вам не нравится «Мастер и Маргарита»?») – как раз подошла очередь Марго, а у неё с этой книгой были особые отношения.

Почему-то в последнее время мне приходилось слышать про "Мастера и Маргариту" так же часто, как про "Властелина колец".

– I think… – начала Саша, которая сидела следующая в круге, – It is not about the book. Everyone read «Master and Margarita», and because of it someone thinks this is a book for… stupid persons. Of course, this book so popular, that there are a lot of people, who read just only this book during all their lives. It is the only one book they have read. («Я думаю… дело не в книге. Все читают «Мастера и Маргариту», и поэтому некоторые думают, что это книга для… глупых людей. Конечно, книга так популярна, что существует множество людей, которые прочитали только одну эту книгу за всю их жизнь. Это единственная книга, которую они читали»)

– Is it bad? («Это плохо?») – вмешалась Марго, чью ситуацию только что описала Саша. Учительница шикнула на неё, потому что следующей должна была говорить я.

– Yes, –продолжила свой ответ Саша, улыбнувшись, – It is like you play only one very popular online-game, and you think it`s brilliant, but you`ve never compared it with something else… I don’t say that «Master and Margarita» is a bad book, I like it. But ,unfortunately, today it’s like… попса. («Да. Это всё равно, что играть только в одну очень популярную онлайн-игру и думать, что она великолепна, но никогда не сравнивать её с какой-нибудь ещё… Я не говорю, что «Мастер и Маргарита» – плохая книга. Мне она нравится. Но, к сожалению, сегодня она как… попса»)

Марго хмыкнула и отвернулась, а ход перешёл ко мне.

– Don’t divagate! («Не отклоняйтесь от темы!») – строго сказала учительница.

Я стала говорить что-то про английский язык, про Вальтера Скотта и Оскара Уайлда, но слышала краем уха, как Марго с Димой о чём-то шептались. Сначала я подумала, что Марго отстаивает честь своей единственной книги, но вскоре поняла, что они снова говорят об Эмиле.

Когда настала очередь говорить Диме, он, мысленно всё ещё разговаривая с Марго о Фанере, сказал:

– I don’t like that I must know English. When I met Americans, they always sure, that I know English. They speak so quickly, and if I can’t understand, they think, I`m silly. I hate it! And I`m programmer, so my boss always says me, that I must know English, because it`s the language of the Web. I hate it! Why don’t Russian is the language of the Web? («Мне не нравится, что я должен знать английский. Когда я встречаю американцев, они всегда уверены, что я знаю английский. Они говорят так быстро, и, если я не понимаю, они думают, что я глуп. Я ненавижу это! И я программист, поэтому мой босс всё время говорит, что я должен знать английский, потому что это язык Паутины. Я ненавижу это! Почему русский не язык Паутины?»)

– Please, stay calm («Пожалуйста, успокойтесь»), – учительница подняла руки, успокаивая Диму.

Он раскраснелся, выбивая из себя каждое слово чужого языка, и теперь не мог отдышаться. Каждое занятие с кем-нибудь происходило подобное. В прошлый раз Максим рассказал всем, как он познакомился со своей женой, добавив в конце, что никогда не решился бы рассказать это на русском.

– This is our reality («Это наша реальность»), – сказала преподавательница со спокойной улыбкой взрослого человека, объясняющего ребёнку нечто очевидное. – The whole world speaks English, and we have to do the same. («Весь мир говорит по-английски, и мы тоже должны»)

– That’s why I hate the reality («Вот поэтому я ненавижу реальность»), – злобно прошептал Дима.

Тут снова подошла очередь Максима, и он принялся увещевать нас, молодёжь, что мы оторваны от реального мира. Он упомянул и телефоны, и компьютеры, и социальные сети, и Твиттер, который отучает людей строить длинные предложения. Никто не ожидал, что Максим знает, что такое Твиттер.

– I didn’t mean, that I hate the whole world («Я не имел в виду, что я ненавижу весь мир»), – ответил Максиму Дима, когда тот обратился к нему, – I just hate our reality in present day. There are many realities in the Universe, but I hate only one, there all people must know English. («Я только ненавижу нашу сегодняшнюю реальность. Существует множество реальностей во Вселенной, но я ненавижу только одну, где все люди должны знать английский»)

– You will change your mind. In future («Вы измените своё мнение. В будущем»), – уверенно сказал Максим.

Преподавательница почувствовала, что учебная беседа перетекает в недружескую дискуссию и поспешила сменить тему. Мне казалось, что она стала учительницей для того, чтобы наблюдать за людьми и изучать их. Стоит признать, что у неё отлично получалось улавливать настроение группы и использовать его для изучения темы подходящей под это настроение. Пожалуй, Екатерина без отчества была лучшей учительницей, с которой мне доводилось сталкиваться.