Юрий Андреев - Раздели мою боль

«Неужели, тот самый монах?» – испуганно подумал Олег, не в силах пошевелиться.

Монах приблизился настолько, что стало видно его лицо, осуждающе покачал головой и исчез, так же внезапно, как и возник…

«Наваждение какое-то», – испуганно подумал Олег, поспешно выбираясь наружу.

– Что ты там так задержался, привидение встретил? – встретила вопросом матушка.

Не желая ничего отвечать, он лишь, нехотя, отмахнулся.

– Варварство, иначе не скажешь, разве с собственной историей можно так обращаться? – оглядываясь по сторонам, с раздражением заметила она. – Пойдем отсюда, – и решительно зашагала назад.

Тот вечер был последним, и матушка устроила отвальную родственникам. За столом она поинтересовалась у свояка, зачем разрушили часовню.

– Клад искали, – со вздохом пояснил тот. – Прошлой весной наш местный краевед какие-то старые церковные записи обнаружил и, сдуру, иначе не скажешь, написал об этом в газете. Дешевой популярности захотелось. В них о подземном ходе упоминается, прорытом в давние времена. И сразу же среди молодежи слух прошел, мол, прежние хозяева, перед тем, как заграницу сбежать, в этом подземелье драгоценности спрятали. Что тут началось! – народ поначалу с лопатами и ломами ходил, а когда не нашли ничего, экскаватор пригнали. Тот ковшом зачерпнул и наткнулся на какой-то лаз, уходящий вглубь земли, – свояк доверху наполнил лафитничек, разом опрокинул его и захрустел соленым огурцом. – И тут с этими кладоискателями происходить что-то стало вроде моровой язвы у скота. Думаю: дух хозяйский потревожили, он лихих молодцев и отвадил. И правильно – не зарься на чужое!

– Предлагаю выпить за вмешательство высших сил, восстановивших торжество справедливости, – поднимая рюмку, произнесла шутливый тост матушка, – не представляю, как бы мы без них жили!

В знак согласия Олег кивнул. Он даже не мог вообразить, насколько пророческими окажутся вскоре ее слова.

Мерный перестук колес поезда навевает дремоту, но почему-то не спится. Олег смотрит на матушку, та тоже не может уснуть, о чем-то напряженно думает, глядя в темнеющее окно. И он вдруг вспоминает о заброшенной усадьбе.

– Ты так и не сказала, зачем наш папа приезжал в первый раз к тебе в городок? – неожиданно интересуется он.

Матушка стряхивает с себя дрему и внимательно смотрит на сына.

– А мы с ним никогда об этом не говорили, – заявляет она. – Поэтому остается только догадываться.

– О чем? – недоуменно спрашивает Олег.

– Думаю, его родня имела какое-то отношение к хозяевам усадьбы. Если так, его упорное молчание вполне объяснимо. Павел Андреевич нас с тобой хотел уберечь от неприятностей. Вспомни, какое раньше было время. Сболтнул лишнее, и сразу же бегут докладывать.

– А ты сама историю этих развалин узнать не пыталась?

– Пыталась, – матушка изучающе посмотрела на сына, – там много всего, что тебя конкретно интересует?

– Ну, например, о привидении и о том, что твой свояк говорил. Причем, так убедительно, что сразу захотелось подземный ход в усадьбе, как в детстве, разыскать.

– А ты еще помнишь об этом?

– Сидит где-то глубоко старая заноза. А когда до усадьбы добрались, и я внутрь спустился, напомнила о себе, – невесело усмехнулся Олег. – Кстати, откуда ты знаешь историю этих развалин?

Матушка улыбнулась:

– Мне в детстве рассказала одна пожилая дама из «бывших», жившая по соседству.

– Что значит «бывшая»? – недоуменно переспросил Олег.

– Не «бывшая», а из «бывших», – поправила матушка. – Она была из «лишенцев». Так называли людей, лишенных всех прав после революции, как правило, из семей дворянского или духовного сословия. После отсидки в лагерях им разрешали селиться только за 101-ым километром от крупных городов. Эта дама приходилась внучкой экономки хозяев усадьбы и решила остаток дней провести вблизи, как сама выражалась, «родового гнезда».

Моя знакомая не раз с гордостью говорила, что род возвысился, аж при Петре I. Предок участвовал в войнах со шведами, даже брал вместе с самим Александром Даниловичем Меньшиковым знаменитую крепость на Неве, – матушка наморщила лоб, – Ниеншанц, кажется… Потом на этом месте построили Петербург. После смерти Петра род постепенно стал хиреть, и уже во второй раз возродился, когда одному из сыновей предка довелось участвовать в Крымских кампаниях Потемкина, – матушка улыбнулась, – потом….помнишь, как в «Горе от ума»:

«Век при дворе, да при каком дворе! Тогда, не то, что ныне, при государыне служил – Екатерине»…

Олег с улыбкой посмотрел на матушку. Ее неторопливый с лирическими отступлениями рассказ нисколько не походил на случайные, разрозненные воспоминания. По всему было видно: не раз, и не два она переосмысливала историю «забытой старины», дожидаясь случая, чтобы поведать ее самому родному человеку – своему сыну. И теперь рассказывая, она не просто увлекалась, а звала за собой в путешествие по времени. И он ощутил себя не просто безымянным слушателем, а незримым участником событий.

– В итоге, выйдя в отставку в генеральском чине, – продолжила матушка, – он на месте прежней деревянной отстроил каменную усадьбу и разбил при ней парк. Обоих сыновей он сызмальства определил на военную службу. Они участвовали во всех военных кампаниях Александра I, начиная с Аустерлица. В битве при Бородине старший получил серьезное ранение, лишился ноги и был вынужден демобилизоваться и жить в родовом имении. А младший, напротив, вышел из сражения без единой царапины, удостоился наград и чина полковника. Потом в составе армии Кутузова гнал французов до Березины, участвовал в битве народов под Дрезденом, и вместе с императором Александром въехал в Париж… Казалось бы, блестящая военная карьера, как у предков, должна обеспечить почет и уважение на Родине и последующую безбедную старость, – матушка усмехнулась. – Ан нет, пожив лет пять в Европе, он насмотрелся на тамошние вольности и вернулся домой с ворохом идей, как сейчас говорят, о переустройстве России и молоденькой полячкой в придачу, с которой даже не удосужился обвенчаться. Служа в Петербурге, этот герой Бородина и Дрездена сразу же вступил в «Северное общество», после декабрьского вооруженного восстания был арестован, сидел в одном из равелинов Петропавловки и сослан в Сибирь. По счастью старший брат он его взглядов не разделял, и Николай I того не тронул.

«Конечно, жаль несчастного генерала. Полячки кому хочешь, вскружат голову, даже сам Наполеон не устоял», – в сердцах подумал Олег.

– Какое все это имеет отношение к монаху? – недоуменно спросил он, ожидая услышать очередную историю о девице-чужестранке, отправившуюся за возлюбленным на каторгу.