Гера Фотич - Фабрика поломанных игрушек

Глаза её снова налились слезами. Оглянулась на сидящих за столами сотрудников и опустила голову. Достала платок и начала усердно накручивать его на ладонь.

Оперативники решили, что девушка стесняется. Переглянувшись, стали по очереди выходить из кабинета.

Щербаков продолжил писать, повторяя:

– …около трёх лет назад… – Неожиданно встрепенулся от пришедшей в голову мысли: – Ты же несовершеннолетняя была! Пятнадцать лет? Вот гады! Получат по полной! Откуда?

– Что откуда?

– Похитили откуда?

– Я не помню… – Мария пригладила волосы руками. А затем, раскинув их на две стороны головы, разделила на пряди. Быстро перебирая пальцами, стала плести коротенькие тощие косички, плаксиво кривя рот, поджимая и покусывая губы. Начала осторожно укорять Вениамина. – Вот вы, наверно, не представляете даже, как мне тяжело. Быть может, мама с папой ещё надеются меня найти, да. Потратили все свои деньги на поиски. Каждый вечер бегают по городу, ищут дочку, пишут объявления, клеят на столбы, заглядывают в грязные притоны… Как представлю – так их жалко становится, слёзы подкатывают…

Коллеги Щербакова вышли.

Вениамин прикинул, что охмурить такую наивную простушку труда не составит, хорошо, что невзрачная – в глаза не будет бросаться! Задумался – как это графья объявления приклеивают на столбы? Откуда такие навыки? Может, успели освоиться в СССР – забыли о благородных корнях? Или у девочки что-то переклинило в мозгах?

Неожиданно умная мысль пришла Щербакову в голову. Он неторопливо пролистал паспорт, внимательно изучая страницы, но штамп пересечения границы был только один, на сегодняшний въезд в Россию – странно!

– Интересно, – задумчиво произнёс он, – видимо, похищали тебя по другому документу… Ничего, сделаем запрос на границу и там выясним, когда и откуда тебя вывозили за рубеж.

– Не выясните… – замотала головой девушка – кривенькие косички задрожали. В глазах снова навернулись слёзы, стали капать, исчезая в черноте материи. – Мне имя дали в российском консульстве Израиля… точнее, я сама выбрала, когда паспорт оформляли, и… фамилию… придумала…

Она опустила повинную голову.

Щербаков несколько секунд в тупом недоумении смотрел на затылок девочки, молча соображал. Затем его прорвало:

– Как? Так ты… не графиня? – воскликнул Вениамин, не сдержался, захлебнувшись от благородного негодования, почувствовал, как мир переворачивается, все мечты летят прахом. – Как же так? Не Апраксина?…

– Нет… просто на ум пришла первая попавшаяся… – слёзы девушки полились ручьём.

Гневное возмущение клокотало внутри Щербакова. Он не мог найти нужных слов и только учащённо дышал, бросив ручку, обхватив голову, уперев локти в стол. Его будущее рушилось на глазах. И кто в этом виноват?

Задница в галифе и пустое ведро внезапно одержали окончательную бесповоротную победу.

Вениамин вспомнил, как лебезил перед «графиней» в аэропорту и мечтал жениться, пока ехали в машине, мысленно разбрасывал у ЗАГСа цветы и денежную мелочь. Стриптиз откладывался на неизвестный срок. Что же теперь, получается – зря старался, ручку целовал, французский язык вспоминал: «Же ву при де сартир… же ву при де сартир!..» Вот тебе и сортир…

Немного успокоившись, Вениамин потёр немеющую правую ладонь.

Появилась злость на эту наглую пигалицу, задурившую мозги не только ему с начальником, но и московскому министру. Захотелось обидеть:

– Петрова или Сидорова тебе на ум не пришли? Графиней стать решила? – с явной издёвкой подначил он. – А генерал что, тоже не знал? Исто-ри-че-ска-я ли-чность! Бе-ре-ги-те е-ё!

Мария вскинула голову и смахнула последние слёзы, стала оправдываться:

– Я и не хотела графиней становиться, это вы сами так решили, придумали. Я и генералу говорила, но ему всё некогда было, – девушка достала платок, стала снова прикладывать к глазам, – он каждое утро на Мёртвое море ездил, твердил, что военные раны лечит, а по вечерам трезвым не бывал… Так что?… – Голос её неожиданно окреп: – Раз я теперь не графиня, вы мне и помогать не будете? На улицу выгоните из гостиницы? Давайте, давайте, пойду милостыню просить или в проститутки…

Вениамин растерялся – в голосе подопечной к концу речи зазвучали стальные нотки. Это было так неожиданно, что пришла мысль – не затягивают ли его в какую хитрую игру? С опаской посмотрел на дверь, точно кто-то мог подслушать. Появилась настороженность – вдруг она с генералом успела сдружиться, и это – элементарная провокация, проверка? Хотят посмотреть на профессионализм питерских сотрудников? Он вспомнил свою третью жену Раду, последующие от неё неприятности. Снова подстава? А может, жена-прокурорша из Кировска вспомнила? По коже пробежал холодок – не такая уж эта девочка простушка. Но стоило из-за этого так глубоко маскироваться – летать в Израиль?

Зарёванное лицо перед ним, невинные глазки в обрамлении слипшихся ресничек отметали любой дурной умысел.

Вениамин вздохнул. Стало жаль девушку просто по-человечески, обида ушла, уступив место совестливости. Подумал, что на Мёртвое море и он бы не отказался съездить.

Повернулся и придвинулся стулом ближе, протянул руки, положил Марии на плечи, успокаивая:

– Ладно тебе! Не расстраивайся, я пошутил. Но как же мы будем искать твоих родственников? – интерес к наследству иссяк бесповоротно. Щербаков увидел перед собой обычную гражданку – потерпевшую, каких в стране тысячи, каким помогал каждый день, работая на территории и здесь, в главке.

Мария пожала плечами. Закрыла ладошками глаза, согнулась, упёрла локти в колени, но всхлипывать перестала.

– Вот так да… – Вениамин задумался, почесал макушку. Похоже, дело упростилось. Если сообщить генералу, что она никто, так и вовсе забудут, разрешат материал списать в архив. Но что-то неприятное коробило по душе. Девушка права. Как-то это гаденько получается: если графиня – стараемся, ищем, а просто девушка, так иди себе с Богом, жива-здорова – не мешай работать. Всё же решил долг милиционера выполнить до конца, быть беспристрастным: – Ну хоть что-то ты помнишь? А в Тель-Авиве что делала?

Девушка подняла лицо от ладоней, помотала головой и неожиданно затараторила:

– Конечно, помню, что делала, конечно, – в голосе зазвучала обида, она с отвращением передёрнула плечами, – что похищенные девушки делают в рабстве? Может, пирожными с мороженым объедаются? Неужели непонятно? Эти мерзкие физиономии, они так и стоят у меня перед глазами, грязные волосатые ручищи под юбку лезут. Фу… Каждую ночь приходят во сне, подкрадываются, окружают, болтают на своём мерзком языке, начинают лапать… А потом вроде ссора, звон посуды, крики, что-то случилось – очнулась в больнице, даже не знала, где я.