Татьяна Устинова - Осенняя коллекция детектива

Из гостиницы «Анадырь», именуемой в народе «канадской», тетка-администраторша почти что вытолкала его взашей.

– Список постояльцев ему покажи, ишь ты! Давеча спрашивал, теперь опять спрашивает! Ты кто такой, чтоб тут вынюхивать? Если ты есть полковник Багратионов или из органов, так покажи документ! А если ты без дела людей баламутишь, так и ступай, ступай отсюда! У нас тут и без тебя забот полон рот, вон непогодь какая, все как приклеенные сидят, что ни вечер, то заседалово заседает, то в одном номере, то в другом! А в триста пятом вообще телевизор разбили, акт пришлось составлять! Всю водку в буфете попили! Несет нечистая их к нам с материка, пьют только и безобразия хулиганят!

– А девушки точно не было? Вчера? Она могла с молодым человеком прийти, поздно!

– Не было у нас никаких девушек! Я сама всю ночь дежурила, показала б я им девушек! У нас в двенадцать дверь на замок, и вся недолга! Это там, на большой земле, кругом одни девки неприличные, а у нас тута Север, откуда им взяться-то?

– Девушка приличная, – предпринял еще одну попытку Преображенцев, хотя тетка на него наступала и было ясно, что долго он не продержится. – Из Москвы прилетела, со мной на радио программы ведет! Да вы слышали, наверное!

– Ну! А ты сам с радио, что ли? То-то, я мню, знакомый вроде! Или голос у тебя знакомый!

Олег улыбнулся, когда она сказала «я мню». Так говорят поморы и староверы.

– Ну-ка, скажи что-нибудь! – приказала тетка, и он подчинился, хотя это было глупо.

– Здравствуйте, в эфире радио «Пурга» и Олег Преображенцев, – выпалил он, и они с теткой уставились друг на друга.

– Смотри-ка! – восхитилась она. – Не врешь! Тебя Михаил очень уважает, мой сын старший. И у нас здесь все время «Пурга» играет! И ведущий ты неплохой, понимающий, с народом хорошо говоришь, вразумительно. Есть у вас какой-то балабол, как он заговорит, ничего не разберешь, а ты…

– Не появлялась вчера девушка?

– Какая девушка тебе? Вот пристал-то! Все мои, что согласно прописке и командировочным удостоверениям, по местам были, а ночью я двери на засов!

Больше Олег ничего не добился.

Он был уже в холодном тамбуре, куда с улицы лезли длинные снежные языки, когда тетка догнала его:

– Стой, стой, Олег Преображенцев, радио «Пурга»! Я сейчас глянула в книгу-то, так у нас с материка всего пятеро женщин проживают, самая молодая пятьдесят девятого года. Подходит тебе эта девушка или обратно не подходит?

– Да она не проживает! Она могла с кем-то из постояльцев прийти!

– Не приходил вчера никто, вот те крест. Я сама дежурила. Банкир этот, Дудинский фамилия, звать Владимиром, поздно явился, точно не скажу, но поздно. Он уж больно любит погулять-то, как где гуляют, так и он там! А вчера, видать, недогулял, мрачный явился. Потом эскимосы пришли, которые с Малого Диомида, Мылыгрок, у которого отец знаменитый шаман и танцор был, мне сказывали, и второй, как зовут, не помню. Они сразу к себе пошли, а гулена этот еще телевизор внизу смотрел, долго! А все остальные как с обеда пришли, так по номерам и засели!

– Спасибо.

– А ты за девушкой своей лучше приглядывай! Даром что на радио работаешь! Девушки пригляда требуют! А то ходит теперь по гостиницам, ищет, ты подумай!

Скорее всего, Владимир Дудинский, «гулена», как назвала его администраторша, и есть тот самый «кавалер», которого Лиля бросила в ресторане. Нужно найти и расспросить его как следует, и…

И скорее всего, он расскажет то же самое: встретил за столиком, обрадовался, собирались душевно посидеть, а она пропала. Он ждал, ждал, а она не пришла.

Позвонил Роман Литвиненко, сказал, что новостей никаких и до начальника погранотряда он пока не дозвонился – у того какое-то совещание, и вообще неясно, где он, то ли в Анадыре, то ли на той стороне лимана, у себя в части. Алена просила передать, что директриса библиотеки Лилю вчера не видела и вообще с того дня, когда был убит охотник Вуквукай, они не встречались.

Чувствуя, как безвозвратно уходит время, Олег заехал еще на улицу Отке, к Тане.

Таня сидела у себя на кухне, а вокруг был разгром, будто Мамай прошел. На плите что-то кипело, плескало через край кастрюли бурой пеной, окна все запотели. Олег протиснулся и снял кастрюлю.

– Поставьте куда-нибудь, – сказала Таня, сняла очки и вытерла глаза. – Вон хоть на подоконник. Ну, вот куда она могла подеваться, а?! Ну, куда?! Поссорились мы, накричала она на меня, что ж я, не понимаю?.. Одна, в чужом городе, и мы все тут ей чужие! И домой ей хочется, непривычно, одиноко! Все в Москву названивала, с телефоном в обнимку спала! Я у нее в тот раз, когда она у меня ночевала, телефон вытащила тихонько, рядышком положила. И главное, в чем была ушла! Это в пургу-то! Может, по радио объявить, а?

Преображенцев кивнул.

Страх колол его изнутри, как китовый ус. В старину эскимосы так охотились на умку – белого медведя. Раскладывали приманку, замороженную рыбью требуху, а внутри скатанный в кольцо китовый ус. Медведь поедал требуху, ус оттаивал, распрямлялся и протыкал зверю желудок. Зверь медленно и тяжело погибал от внутреннего кровотечения. Охотник добивал его раньше, чем начиналась агония, чтоб не слишком уж мучился.

Хотя он все равно мучился долго.

По улице Отке Олег съехал вниз, к реке Казачке, взобрался на мост почти ощупью – здесь всегда мело сильнее. Колледж светил сквозь пургу желтыми, как будто живыми, огнями. Олег взял правее и остановил машину. Тут стояли гаражи, принадлежавшие когда-то Чукотторгу, потом Чукотснабу, а потом неизвестно кому, а ниже, на самой речке, нагромождения сараев, бытовок, навесов, покрытых ржавым железом или авиационным алюминием, им можно поживиться на брошенных военных базах. В сараях держали лодки, снасти, всякое охотничье и тундровое барахло, которое не умещалось в квартирах.

Ни лодки, ни барахло Олега не интересовали, и он, сильно наклоняя голову, потому что ветер бил прямо в лицо, пошел к гаражам. Там держали вездеходы, «газики» и трактора, тоже принадлежавшие Чукотторгу, Чукотснабу и еще неизвестно кому.

Еще вездеходы есть у военных и на ТЭЦ, и туда тоже придется съездить.

Высоченные, темные, посеченные пургой и дождями двери, заложенные поперечными перекладинами, казалось, никогда не открывались. Олег толкнул одну створку, другую, они даже не шелохнулись. Но в гаражах кто-то точно был: мутный свет сочился из слюдяного окошка, находившегося высоко, под самой крышей.

Створка заскрипела, когда Олег навалился на нее всем весом.

– Есть кто живой?

Где-то в сумраке громадного, тускло освещенного помещения загрохотало, как будто железяку уронили на пол, потом равномерно заширкало, и никто не отозвался.

Олег пошел на звук.

– Здрасте на всякий случай!