Светлана Алешина - Любовник в отставке

Между ними все чаще завязывались задушевные беседы. Он рассказывал о своем прошлом, а она — о своем городе, возвращаться в который не желала, о родителях, которых любила, но чей жизненный путь повторять не хотела.

Они стали гулять и без Ирины Владимировны. Даша относилась к Павлу Андреевичу даже не как к отцу — этот образ рождал не лучшие ассоциации. Полковник выступал для девушки скорее в роли доброго Деда Мороза.

Через некоторое время она приехала в гости еще раз. Павел Андреевич уже осознавал, что его посетила поздняя любовь. Он не смог — или не захотел? — подавить в себе тлеющий огонек страсти, который постепенно превратился в бушующий пожар. А на деле в конце концов отставной полковник стал тем, кем не мог не стать, — похотливым стариком…

Лариса свернула с шоссе налево, в сторону поселка Добряково, где среди захудалых домишек и дач обычных горожан выделялись владения местных богачей, которые на фоне первых казались настоящими замками. Спустившись по склону вниз, Лариса поставила свою «Ауди» у массивных железных ворот. Выйдя из машины, она глянула на окружающий деревенский пейзаж, вдохнула свежего летнего воздуха и пожалела о том, что ей самой никак не удается вырваться на природу и отдохнуть душой.

Глубоко внизу, у подножия склона, сверкала в бликах утреннего солнца Волга, переливаясь, как голубая ртуть. Песчаный берег и склонившиеся над рекой ивы манили окунуться в спокойную безмятежность, а чуть дальше шумела под легким ветерком березовая роща, приглашая войти в свою шелестящую тень.

Лариса надавила на кнопку звонка на воротах. Ей никто не ответил. К счастью, калитка рядом легко поддалась нажатию ладони — она была не заперта. По выложенной гравием дорожке Лариса прошла к дверям дома. Ей показалось, что здесь царит какое-то мрачное оцепенение. Она чутко фиксировала малейшие звуки: свои собственные шаги, звуки, долетавшие извне, из-за забора, пение птиц в ветвях деревьев. Она постучала в дверь дома, но снова не получила ответа. В конце концов она достала ключ, данный ей в свое время Бураковым, который она не успела ему отдать, и открыла дверь сама.

В большой комнате, занимавшей почти весь этаж, не считая просторной кухни, ничего не изменилось с момента ее последнего посещения дачи Бураковых. Если не считать того, что произошло с картиной Арифа. Она была изрезана. Буквально изодрана в лохмотья. Кухня, как и в прошлый раз, сияла нетронутой чистотой и выглядела, как витрина в мебельном магазине.

«Кто же это сделал?» — подумала Лариса, снова глянув на картину и подходя к дубовой лестнице, ведущей на второй этаж. Поставив уже ногу на первую ступеньку, она громко крикнула:

— Павел Андреевич, вы здесь?

Никто не отозвался. Ларисе стало несколько тревожно — она чувствовала, что в доме кто-то есть. Она позвала еще раз, но ответом ей послужило лишь гулкое эхо, прокатившееся по просторному дому.

Лариса с некоторой опаской поднялась по лестнице и осторожно прошла на второй этаж. Первой была дверь в ванную. Лариса включила свет, вошла и невольно отпрянула — в раковине лежало полотенце, насквозь пропитанное кровью. Лариса осторожно приподняла его за край и тут же отпустила. Полотенце тяжелым шлепком плюхнулось обратно в раковину.

Сама ванна тоже была изрядно измазана в крови. Создавалось впечатление, что кто-то пытался смыть с ее краев засохшие красные потеки, но они лишь размазались по стенкам.

На покрытом линолеумом полу также виднелись пятна крови. Стараясь не наступить на них, Лариса попятилась назад. Теперь она четко понимала, что совсем недавно в этом доме произошла трагедия. Но кто стал жертвой? Ответов могло быть множество.

Лариса вышла из ванной и осмотрелась. Дверь в спальню была закрыта, но не заперта. Лариса толкнула массивную дверь и прошла внутрь.

На кровати на голом матраце сидел Павел Андреевич Бураков. Лицо его было бледным, как мел, и заросло щетиной. Он посмотрел на Ларису безучастным взглядом исподлобья и произнес:

— Я знал, что вы придете.

— Если знали, то наверняка подготовились к моему приходу.

— А что я должен был готовить?

— Рассказ, желательно откровенный и подробный, обо всех событиях, которые вы от меня почему-то скрыли, — сказала Лариса.

Бураков, однако, не очень был настроен на откровенный разговор.

— А что я могу рассказать? — развел он руками. — Вы знаете, я же умер вчера…

— А передо мной тень, надо понимать? — слегка усмехнулась Лариса.

— Вы ничего не понимаете, — обреченно махнул рукой отставной полковник и вперил в Ларису ненавидящий взгляд.

Но его взгляд не произвел никакого впечатления на Котову. Она по-прежнему спокойно смотрела на Буракова, который и своим поведением, и своими фразами производил впечатление человека, сошедшего сума.

— Что здесь произошло? Почему в ванной кровь?

Бураков окинул Ларису хмурым взглядом и… выдал:

— Я порезался, когда брился.

«Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно», — невольно подумалось Ларисе.

Она озабоченно покачала головой и сказала:

— Вы не брились по меньшей мере двое суток.

Бураков рассеянно пощупал свой заросший щетиной подбородок. Он словно пытался восстановить нарушенную связь с миром, произнося первые пришедшие в голову фразы:

— Я вчера порезался. Это старая кровь.

— Павел Андреевич, ваша ванная напоминает скотобойню, — припомнив жуткую картину, заметила Лариса, и ее передернуло.

— Это плод вашего больного воображения, — процедил Бураков.

— А по-моему, больны вы, — тихо отметила Лариса. — Я вас не узнаю, Павел Андреевич! И еще раз спрашиваю — что здесь случилось?

— Я провел ночь в одиночестве, — ответил Бураков, и глаза его подернулись влагой.

— И что вы делали?

— Ничего особенного, просто ждал. Надеялся, что утро придаст мне силы действовать. Но свет хуже, чем потемки. — Бураков слегка посопел носом. — Сам не знаю, зачем я говорю вам все это. Вы все меня ненавидите и подставляете. Каждый из вас хочет толкнуть меня к гибели. Но я так легко вам не дамся.

— И чем же я вас подставляю? — пожала плечами Лариса.

— Тем, что хотите лишить меня всего. Лариса нахмурила брови. «Кажется, у полковника поехала крыша, но случилось это не так давно, — подумала она. — Когда виделись в последний раз, он был вполне нормальным человеком. Что же послужило причиной того, что он впал в такое состояние? Скорее всего, преступления, совершенные им, дали трещину в его сознании».

— Вы готовы признаться в совершенном? — спросила она Буракова, понимая, что вступать с ним в отвлеченную полемику, парировать только что высказанные абсурдные обвинения — дело неблагодарное. Нужна голая конкретика.