Синтия Хэррод-Иглз - Концерт для скрипки со смертью

Первый раз в жизни он ничего не смог. После того, как она уже смирилась с неизбежностью, он еще долго продолжал свои попытки, пока она мягко не остановила его.

– Послушай, бесполезно мучить самого себя. Если это не получается, значит, не получается.

Он перекатился на бок и уставился на нее. Это, выходит, была оборотная сторона обострения чувств – любая обида или неудача воспринималась чересчур болезненно.

– Я... мне очень жаль, – сказал он, ощущая свою полную беспомощность.

– Не надо было пытаться. Это только расстроило тебя.

– Я не хотел... Я хотел, чтобы нас ничто не разделяло.

– Вот такие твои чувства и разделяют нас. Ради всего святого, если тебе хочется быть грустным в моем обществе, так давай, будь грустным. Ты не обязан постоянно развлекать меня. И ты не обязан всегда через силу вести себя как пай-мальчик.

Он протянул руку и отвел с ее лба прядь спутавшихся волос.

– Я понимаю.

– Нет. Я не думаю, что ты это понимаешь. Когда ты приходишь ко мне – ох, я не знаю, как бы это выразить – это все равно как ты приходишь к кому-то на чай, помнишь, когда ты был еще ребенком? Лучший костюм, лучшие манеры, ты как бы отрываешься от реальной жизни и повседневного бутерброда с джемом. Я для тебя такая же – совсем не настоящая.

– Но ты настоящая! – Он был удивлен ее словами. – Ты – наиболее реальная часть моей жизни.

– Тогда ты бы чувствовал, что можешь быть со мной естественным. Да будь хоть мрачнее тучи, если ты соответственно себя чувствуешь.

– Но это было бы несправедливо по отношению к тебе.

Она резко отодвинулась от него и села.

– О, вот как, несправедливо ко мне! А что справедливо по отношению ко мне? Вообще – что, как по-твоему, ты делаешь? Когда тебе удается попасть сюда, и притом в хорошем настроении, вот это и есть то, что ты считаешь справедливым?

– Не понимаю тебя!

– Это я уже вижу. Это потому, что ты не даешь себе труда задуматься. Где ты будешь спать сегодня ночью, просто ответь мне на это?

– Дома, разумеется, – с несчастным видом ответил Слайдер.

– Разумеется!

– Но ты же сама понимаешь это! Что я еще могу сделать?

– Ничего! Ничего! Забудь все это. Просто не говори ничего о справедливости. – Она вскочила, то ли раздраженная, то ли обиженная, то ли и то и другое, он так и не понял, и встала спиной к нему, опершись локтями о каминную решетку.

– Джоанна, я ничего не понимаю. Я думал, что ты хочешь, чтобы я пришел к тебе. Я не хочу причинять тебе боль. Если это делает тебе больно, я не приду больше.

– Ох, ради Господа Бога! Спасибо тебе за такой широкий выбор!

Он не знал, что сказать на это, а через некоторое время она сказала:

– Мне кажется, тебе лучше сейчас уйти. Мы только и делаем, что шпыняем друг друга.

Но только не так, подумал он. Непереносимо было уйти от нее вот так. Он долго колебался, а потом подошел к ней, положил ей руки на плечи и повернул к себе. Ее глаза были сухими и яркими, и она пытливо посмотрела на него, наверное, желая понять, насколько много он себе уяснил. Очень немного, расстроенно подумал он.

– Когда я была маленькой, – неожиданно сказала она, – моя мать всегда заводила часы, которые висели в столовой. Она делала это по воскресеньям, около пяти часов дня. Это был очень странный и зовущий звук. А в кухне из слива под раковиной всегда несло прокисшим зеленым супом. А кирпичи, из которых был построен дом, в теплую погоду пахли карамелью. Но никогда я не говорила ничего подобного ни об одной квартире, где я жила с тех пор. Понимаешь, я свила свое гнездо, но в нем никто не растет.

Он все еще не понимал, что она пытается втолковать ему, но, мудро избегая слов, просто стал целовать ее в лоб, в глаза, в губы, и через какое-то время она ответила ему, и они вновь опустились на ковер, и на этот раз не было никаких проблем.

– Ты думаешь, что это вернет все хорошее, – прошептала она в какой-то момент, и на этот раз он понял.

– Я люблю тебя, – ответил он ей, – я люблю тебя. – Он повторял это еще и еще, не называя ее по имени, потому что сейчас они были нераздельны, она была частью его плоти. Потом он бессильно лежал не шевелясь, как будто из него вытекли все жизненные соки.

– Мне, наверное, пора уходить, – вымолвил он наконец.

– Едва ли стоит это делать. С тем же успехом ты можешь остаться здесь. Переезжай ко мне и будешь экономить на дорогу до работы.

– Не могу, – автоматически ответил он, и только после этого ошеломленно подумал, действительно ли она имела в виду то, что сказала, или это была просто шутка? Что ему сказать, если это всерьез и она будет настаивать?

– Я знаю, – сказала она, и это было все.

– Но ты как будто не убеждена.

– Тебе что надо, письменную гарантию? – беззлобно поддела его Джоанна. – Иди отсюда, горе мое. Отправляйся к своему семейству.

– Вот отчет по этой компании, «Итальянское масло». – Диксон жестом указал Слайдеру на стул, предлагая садиться. Аромат виски висел облаком в воздухе, заменяя присущий мужчинам запах лосьона после бритья. – Был, конечно, определенный элемент нежелания со стороны части наших итальянских друзей осветить ее деятельность, что само по себе косвенно подтверждало то, что вы и думали, Билл. На дне любого бассейна всегда собирается грязь, и в некоторых случаях лучше не ковыряться в ней. Но все же они прислали нам эту сводку, и она, я бы сказал, даже слишком соответствует тому, чего вы и могли ожидать.

– О-о, – только и сказал Слайдер. Иногда бывает чертовски приятно услышать, что ты был прав.

– «Итальянское масло», головной офис на Калле де Парадизо, как бы это ни произносилось. Управляется неким Джино Манетти...

– Кузен Марио, – вырвалось у Слайдера. Диксон вопросительно воззрился на него, но не стал ждать объяснений.

– Сама по себе эта компания является филиалом «Продотто Италиано» – впечатляющие названия выбирают эти люди, а? – которая представляет из себя мощный международный концерн, имеющий дело со всеми видами итальянских пищевых продуктов: масло, спагетти, томаты, оливки, сыры, виноград, сухофрукты – остальное можете перечислить сами. Большого парня, стоящего во главе родительской компании, зовут – сюрприз в сюрпризе! – тоже Манетти. Артуро Манетти. Он живет на громадной вилле на холмах над Флоренцией. Сказочное место, как мне сказали, слуги, сторожевые собаки, забор под током, вооруженная охрана, в общем, полный набор. Артуро приходится дядей Джино, а прочие родственники руководят другими филиалами. Само собой разумеется, что нежелание итальянских служб безопасности давать информацию на наш запрос объясняется тем, что Артуро – местный Капо.

– Я понимаю. – Эта чертова гордость за свою правоту становилась все хуже.

– Как бы то ни было, они сунули нос в этот бизнес, и он весь оказался легальным, за исключением того, что он нелегален насквозь, разумеется. Они не продавали свое масло в Италии вообще, как мы и могли ожидать. Вся продукция этого филиала, в частности, полностью идет на экспорт, и два крупнейших зарубежных потребителя – хотите угадать, кто?