Анна и Сергей Литвиновы - Биография smerti

– На всякий случай сегодня вечером спрошу. Если он вдруг решит шифроваться – без проблем, – задумчиво продолжила Холмогорова. – Просто фамилию указывать не будем. Назовем его, скажем... «Мой друг, ныне – известный олигарх». Подойдет такая формулировка?

– Формулировку я вам обеспечу, – кивнула Татьяна. А про себя подумала: «Тоже мне, шифровщица. Будто людям неизвестно, что у тебя в друзьях именно олигарх Алтухов ходит».

Но Холмогорова уже явно выкинула из головы и свою биографию, и Алтухова. Брови озабоченно сдвинуты, косится на часы:

– Все, Татьяна. До вечера. Не забудьте перебросить главы на мой компьютер.

Садовникова послушно выключила диктофон, сдержанно попрощалась с бизнесменшей. Подождала, пока замрет требовательный стук хозяйкиных каблуков, и задумчиво опустилась в глубокое кресло.

Мало ей злобной Нелли. И насквозь фальшивого Антона Шахова. И востроглазой Фаины. И никчемного хозяйкиного мужа. Теперь на сцену еще и олигарх является, охочий до женских ножек...

Вся моя жизнь – борьба. И каждый вечер, ложась в постель, я не знаю, будет ли у меня утро. Я одинок, пыль, что поднимают прихлебатели, не в счет. Я никому не доверяю. Женщины, даже самые лучшие, даже проверенные годами, все равно предадут. Друзья – позавидуют. Только мама – ангел, но она сейчас от меня так далеко...

Мир, по Соммерсету Моэму, это театр. А мой мир – это компьютерная игра. Бродилка, в которой под любой кочкой может обнаружиться спасительный ключ. И в то же время из-за любого угла тебе могут выстрелить в спину.

Сегодня мне доложили: интересующий меня объектвзялся за книгу. Будет автобиография на двести-триста страниц. Зачем? О чем? Или это лишь маска? Изящный, иезуитский способ меня уничтожить? После всего, что было?

Как я устал из года в год, изо дня в день ждать. Бояться. Вздрагивать от каждого телефонного звонка. И в какой-то момент наступила точка кипения. Я просто перестал бояться. В душе – все больше безразличия. Умру – значит, умру. И все больше злобы. И готовности наконец действовать. Сейчас я уже не сомневаюсь в том, что скоро уничтожу ее. И она даже не догадается, с какой стороны к ней подкрадется смерть. Нужно только выбрать удобный и безопасный момент.

Матвей Алтухов, бывшая шпана с кладбища, явно распрощался со своим прошлым. Нынче в нем с первого взгляда чувствовался лоск, который обеспечивается только очень большими деньгами. Нежнейший шелк небрежно повязанного галстука, ручной работы ботинки, на левом запястье – номерные часы, подарок президента России. Сразу понимаешь, что у человека – миллионы. Да и девушка его сопровождала роскошная – не чета типовым, крашенным в одинаковых блондинок хохлушкам. Миниатюрная, стройная, с огромными карими глазами и изящным ротиком, который, на удивление, извергал не традиционные глупости, а вполне конкурентоспособные фразы. Таня даже легкую зависть почувствовала. Потому что длина юбок у них с девушкой оказалась одинаковой, только ножки у новой гостьи были явно стройнее. И лицо свежей. И глаза ярче. И волосы гуще.

«Конечно, ей лет двадцать, а мне – страшно подумать сколько...» – расстроилась Татьяна. Обычно-то утешала себя тем, что подобные юные особи глупы, аки пробки, но спутница Алтухова в разговоре небрежно упомянула, что закончила high school в английском Брайдсхеде. И в России нынче лишь на каникулах, потому что обучается в School of Journalism Оксфорда.

Таня с уважением взглянула на Алтухова: даже представить жутко, в какие деньги ему обходится содержание эдакой фифы. Сам-то – с пузиком, волосы редкие, зубы явно вставные. Но ведет себя, будто абсолютный король. На свою ученую красотку почти не смотрит, все внимание на Холмогоровой сосредоточил. Расцеловал смачно, в обе щеки, дружески похлопал по необъятному бедру, и весь вечер рядом. А остальные – проводите время, как знаете.

Секретаршу Нелли и шустрого Антона Шахова на прием не позвали. В гостиной присутствовали лишь сама Холмогорова, высокий гость, его забытая спутница и Татьяна. В начале вечера еще и муж Марины Евгеньевны имелся. Но, неразумный человек, начал прекрасной англичанке комплименты расточать, гладить ее по плечику, преданно заглядывать в очи. Алтухов не возражал – лишь ухмылялся в реденькие усы. Зато Холмогорова так на благоверного цыкнула, что тот мигом ретировался. Не только от прекрасной гостьи, но и вовсе из гостиной.

Вот и остались вчетвером.

Марина Евгеньевна с Матвеем Максимовичем дружески болтали. Часто, будто школьники, переходили на шепот, прикрывали рот ладонью, а потом по-детски дружно прыскали. Им вдвоем было явно хорошо, и Таня в барскую беседу тактично не лезла. Прекрасная англичанка тоже не горела желанием общаться – демонстративно глазела в англоязычный журнал. Садовниковой только и оставалось – отдать наконец должное неплохой кухне. Посмаковать выдержанное, благородного вкуса вино. И потравить себя грустными мыслями, что годы идут, а зарплата пусть и растет, но все равно никогда не позволит ей достигнуть уровня той же Холмогоровой, что ноги, сколько ни качай их в спортклубе, потихоньку расплываются, и совсем скоро уже придется менять смелое мини на длину хотя бы до колена...

Из печальных раздумий Таню выдернул резкий голос Холмогоровой:

– Татьяна! Он согласен!

Садовникова едва не поперхнулась. Смущенно пробормотала:

– Извините...

– Можете писать о моем босоногом детстве всю самую страшную правду! – улыбнулся ей Алтухов.

– А в нем действительно было что-то страшное? – подхватила нить разговора Таня.

– О, да! – немедленно откликнулся Матвей Максимович. Но обратился не к ней, а к подруге детства: – Помнишь, Мариш, про котенка?

Холмогорова фыркнула, опять прикрыла массивной ладошкой рот, а глаза засияли... Ни дать ни взять озорная школьница, только что подкинувшая в портфель учителю живую лягушку.

– Что случилось с котенком? – навострила уши Татьяна.

– О-о, кажется, он погиб, – скорбно поджала губы Холмогорова.

– Его, по-моему, об стенку приложили? – наморщил лоб Алтухов.

– Ну да, со всей дури, – кивнула Марина Евгеньевна.

И снова усмехнулась.

– Жуткая история, – хохотнул Матвей Максимович. – Ты лучше о ней не пиши. А то читатели гневными письмами завалят.

«Богатеи, большие люди – а ведут себя хуже детей, – мелькнуло у Тани. – Никогда б не подумала...»

И терпеливо повторила:

– Так что насчет котенка?

– Как это говорят? Без комментариев! – строго заявила Холмогорова. Но глаза ее улыбались.

А Алтухов метнул в девушку быстрый взгляд и галантно произнес:

– Так и быть, мадемуазель. Рассказываю. Исключительно ради вашей неземной красоты. (А у самого глаза равнодушные, так что врет все про красоту.) Мы ведь с Маришкой в детстве при кладбище жили... Она вам уже говорила? Ну и забавлялись там, как могли. Я того котенка у дороги подобрал, он такой рыжий был, с белым носом...