Анна и Сергей Литвиновы - Биография smerti

Таня пробормотала:

– Мне она вас не выдала...

– Знаю, – досадливо произнес Пыльцов. – Опять судьба... Мы ведь с Игорьком, ну, Маринкиным мужем, с юности корефаны. И он мне всю вашу рукопись, главу за главой, пересылал. Адовы муки весь последний месяц! Включаешь компьютер, смотришь почту, открываешь главу – и душа обмирает. Что в ней? Пустая болтовня – или твой приговор? – Он потупился, пробормотал: – Ну и в какой-то момент я не выдержал. Прилетел в Сочи – инкогнито, из Жуковского, у меня приятель на военно-транспортном «Иле» первым пилотом. Снял апартаменты на Курортном бульваре – из тех, что по часам сдают: роскошь, зеркала, джакузи, а документов не спрашивают. И позвонил из уличного автомата Маринке по ее личному номеру. Напел: так, мол, и так, у меня для тебя сюрприз, очень личный, я тебе кое-что важное хочу сказать... Она, конечно, клюнула. – Он усмехнулся. – Железная не железная, а все бабы дуры. Как услышала про важные слова , да что я специально для нее из Шампани коллекционного вина привез, все сделала, как я просил: прихлебателей отпустила, сама за руль села. Явилась – глаза горят, сияет, будто девочка... Было у меня искушение прямо там, в квартире, шею ей свернуть, однако удержался, рисковать не стал. Решил: пусть судьба сама свой приговор выносит. Но дозу ей в вино налил лошадиную.

– Действительно: гениальный спектакль... – пробормотала Татьяна.

– О да! – вздохнул Пыльцов. – И финал достойный. Авария. Красивая, как в кино. Я соболезную, весь такой трагический... Только сегодня, после похорон, Игорек меня ошарашил: вы, оказывается, все еще ее биографию пишете... И две последние главы почитать дал. А там черным по белому и название пляжа, и даже дата... Что мне оставалось делать?

– Но ведь мы ничего не знали! Стасик даже не догадывался! – Таня взглянула на неподвижное тело и едва не расплакалась. – И я ничего не знала!

– А если бы догадались? – хмыкнул актер. – В любом случае только теперь я могу быть уверен, что все ниточки оборвутся.

Он вновь схватил ее за плечо – жестко, грубо. Удерживая одной рукой, склонился над травой. Нашарил нож. Таня при слабом свете звезд мельком увидела циферблат его часов – дорогого «Лонжина». Час ночи. Валерочка, если все нормально, только подъезжает к Красной Долине. Пока доберется сюда, в особняк... пока обнаружит, что ее нет... пока забьет тревогу... Да и откуда ему знать, где ее искать?

– Отвернись! – потребовал актер.

– Нет! – взмолилась Таня.

Попыталась перехватить его взгляд, вцепиться в руку... но он лишь холодно усмехнулся:

– Эй, милая! Сама говорила про эпилог... Он неизбежен.

Опять рисуется. Даже в такой момент.

– Нет, нет! – Таня лихорадочно соображала, как еще протянуть время. Хотя бы на минутку. Даже на полминутки... – Вы ведь еще не все рассказали! Как вы узнали про эту поляну? Как заманили сюда Стаса? И потом, его записка... Ее действительно Стас написал?

И снова удалось немного отсрочить гибель. То ли умоляющий тон помог, то ли Пыльцову просто нравилось – говорить, царить, повелевать.

– Ну со Стасом все элементарно, – улыбнулся актер. – Я ведь в их семье часто бывал. А он, как лет в тринадцать «Пиратов» посмотрел, так с тех пор был верным моим фанатом. Со мной по всем вопросам советовался. Как девчонок снимать, как им мозги пудрить – кто его научит, кроме меня? Не Игорек же, пентюх, и не Маринка – сумасшедшая клуша-мамаша... Так что за всю эту лажу с бабочками и за поляну цветочную ты меня благодари. И сегодня все как по заказу. Едва с похорон приехали, Стасик ко мне прилип: пойдем да пойдем, поляну покажу, как я сделал, понравится Танечке или нет... Я его, ясное дело, послал – не до его цветочков, когда похороны да поминки. Пошел к себе переодеваться, а тут меня верный Игорек в кабинет зовет. Успел слегка протрезветь, перед тем как опять напиться. Говорит, у рукописи еще две главы появились. Сам он их не читал, не до того было, а мне предложил: посмотри, мол, потом расскажешь... Ладно, сказал я, спасибо, почитаю. И как открыл – сразу обмер. Стасик-то меня, оказывается, со всеми потрохами сдал, сам того не желая! Скажешь, не судьба?

Пыльцов слегка ослабил хватку. Задумчиво отер нож о листву затесавшегося на поляну куста.

Таня вновь увидела циферблат его часов: час десять. Никаких шансов. Попробовать выбить нож? Ударить под колено? Побежать? Но перед глазами вдруг всплыли кадры из фильма, из любимой в детстве и ранней юности «Последней любви пирата». Возлюбленная Пыльцова, отважного капитана, похищена... абориген на своем плече волочет ее в свое логово... и тут артист достает кортик, элегантно взмахивает им – и похититель падает замертво, из его спины хлещет кровь, а прекрасная дама, разумеется, жива и невредима. Понятно, конечно, что комбинированные съемки, но, вспомнила Таня, вскидывал нож артист Пыльцов вполне уверенно. Твердой рукой. Сразу верится: с холодным оружием он управляться умеет. Или то была магия кино? В любом случае – на своей шкуре лучше не проверять.

И Таня, уже за последнюю соломинку цепляясь, пробормотала:

– Значит, вы сказали Стасу, что хотите посмотреть его цветочную поляну...

– Именно! – ухмыльнулся артист.

Он ее уже не держал. Но стоял меньше чем в метре и очень красноречиво вертел нож. Похоже, определял для себя, в какое место ее ударить. В сердце? Или, может быть, будет кинематографичнее, если в живот?

– Но тогда получается, из дома вы выходили вместе... – вырвалось у Садовниковой.

Значит, их могли видеть гости. Могли – слуги. А уж охранник на воротах – тот наверняка. И скажут Валерочке...

Однако лицо артиста расплылось в неприятной улыбке:

– Вынужден вас разочаровать, мадемуазель. Мы со Стасом договорились: он пойдет один, первый. А за ним я, минут через десять.

– И он согласился?

– А чего бы ему не согласиться? Все просчитано. Стрелки из камней, которые на поляну указывают, это ведь, – снова улыбка-гримаса, почти звериный оскал, – тоже моя идея была. Наплел ему: романтично, загадочно, девчонки такое любят... Мальчишка, ясное дело, повелся. Вот и договорились с ним, что он их на мне как бы опробует. Если я по ним на поляну выйду – значит, и Танечка найдет. Только я, конечно, через ворота не пошел, а забор здесь для меня несерьезный. Все? Больше вопросов нет? – Он описал ножом красивую траекторию в ночном воздухе.

– А... а записка? – выкрикнула Таня.

– Да тоже элементарно, – хмыкнул артист. – Его это записка. Он сам, дурачок, ее написал и сам же через горничную для тебя передал... Тут, правда, поуговаривать его пришлось, Стасик-то, рыцарь наш доморощенный, пытался возражать. Говорил, что так невежливо, что джентльмен должен просто взять прекрасную даму за руку и привести на эту дурацкую поляну... Но он же слабак был, наш болезный, далекий от жизни Стасик. Так что я его и тут переубедил. Сказал, что истинные романтичные красавицы... такие, как вы, мадемуазель... – Пыльцов отвесил в ее сторону шутовской поклон, – до сих пор эпистолярный жанр предпочитают. И ведь прав оказался. Ты купилась. Пришла. Только получилось не к нему – ко мне.