Михаил Логинов - Эликсир для избранных

Дверь открыла сестра Катерина. Она была на восемь лет моложе меня и жила в нашей старой квартире вместе с мамой и сыном Виктором. Катин муж – наследник грузинских князей, веселый гуляка и редкостный бездельник Георгий Лордкипанидзе – безвестно отсутствовал уже пятый год. Время от времени я заводил с сестрой разговор о том, что надо бы как-то определиться.

– Кому надо определиться? – безмятежно спрашивала Катя, глядя на меня своими прозрачными голубыми глазами.

– Ну, с Георгием определиться…

– Это как же?

– Развестись с ним.

– А можно заочно?

– Не знаю… Наверное. Надо посоветоваться с юристом.

– Надо, – соглашалась Катя, но ничего не предпринимала, и все оставалось по-прежнему.

Я пытался ее вразумить, говорил, что такое положение дел ненормально. Указывал на то, что оно чревато разными осложнениями, в том числе имущественного характера.

– Что ты имеешь в виду? – щурилась Катя. – На квартиру он претендовать не может, она не совместно нажитая.

– Ну а наследство там… Придется делить его между Георгием и Витькой…

– Наследство? Какое наследство? – смеялась Катя. – У меня нет ничего, кроме долгов. К тому же я еще молода и умирать не собираюсь.

– Молода, – соглашался я и заходил с другой стороны: – И можешь встретить хорошего, порядочного человека, с которым…

– С которым что?

– С которым захочешь связать себя узами брака, но не сможешь, потому что двоемужество запрещено, – продолжал канючить я.

– Ах, оставь! К чему все эти формальности? – махала на меня рукой Катька. – Если я встречу, как ты говоришь, порядочного человека, с которым захочу, то не сомневайся, я смогу!

Это было правдой. После бегства князя у Катерины постоянно кто-то был. Иногда она знакомила меня со своими любовниками. И среди них даже попадались симпатичные мужики, но никто не удерживался на первой строчке хит-парада дольше шестнадцати недель. Все довольно скоро отчаливали, не оставляя в Катькиной жизни заметного следа. Я терялся в догадках. За ее нежеланием прервать формальную связь с непутевым мужем что-то скрывалось, но я не понимал что. В остальном жизнь Катина протекала без приключений. Она зарабатывала, строча статьи сразу для четырех журналов одновременно. Катькин сын Виктор к тому времени благополучно окончил школу и поступил на бюджет в Бауманку, чем глубоко поразил все наше гуманитарное семейство. Мама сидела на пенсии и, как сама говорила, «вела дом».

– Привет! – сказала Катерина, пропуская меня в прихожую. – Какими судьбами?

– Привет, – ответил я. – Мама дома?

– Дома. Случилось что?

– Да не случилось ничего. Почему сразу случилось? Зашел вас проведать.

– А-а-а… Ну, раздевайся.

Я повесил куртку на вешалку и поглядел на себя в зеркало. Зеркало было старинное, из какого-то ценного красного дерева, высоченное, уходившее во тьму под потолок.

– Слушай, Кать, а сколько этому зеркалу лет? – спросил я. – Оно при прадеде было?

– Не знаю, у мамы спроси.

– А где она?

– В кабинете.

– Что делает?

– Одно из двух – или переписывается с кем-то в «Одноклассниках», или режется в «тетрис».

– В «тетрис»?

– Да. Она пыталась еще освоить «сапера», но как-то у нее не пошло.

– Понятно. А чем еще она занимается?

– Слушает «Эхо Москвы» или вяжет.

– Вяжет? Что она вяжет?

– Решила связать Витьке шарф на зиму.

– Вас ждет что-то грандиозное. Помнишь, какой шарф она связала мне в десятом классе? Я обматывал его вокруг шеи раз шесть.

– Как не помнить? Но пусть лучше вяжет. Если она ничем не занята, начинает меня воспитывать. Так ты по что пришел?

– Было мне сегодня видение…

– Хм! И что же тебе привиделось?

– Явился ко мне человек и заказал статью о прадеде Павле Алексеевиче.

– Ого! А зачем?

– Юбилей Казанского ветеринарного института. Сборник статей о выдающихся выпускниках. Не хочешь ли!

– Ну, что же, очень приятно. Хотя я, честно говоря, очень мало знаю о прадеде и о том, чем он занимался.

– Я знаю не намного больше твоего.

– Хочешь поговорить об этом с мамой?

– Да. И попросить выдать мне архив.

– Ну, архив – это громко сказано. Там не так уж много бумаг.

– А ты откуда знаешь?

– Да перекладывала недавно. Комод старый совсем рассохся. Мы его выкинули.

– Так говоришь, мало бумаг от прадеда осталось?

– Мало.

– Странно.

– Что странно?

– Ну, все-таки известный был ученый, один из первых академиков ВАСХНИЛ, а бумаг не осталось.

– Ну, не знаю, – пожала плечами Катька. – Я об этом как-то не задумывалась.

– Я вот раньше тоже не задумывался. А теперь задумался. Я сегодня пошарил в Яндексе. И вот что интересно: ссылок вроде бы много, но везде одно и то же – коротенькая статья из Большой советской энциклопедии. Имя, годы жизни, советский микробиолог, патофизиолог, академик, окончил, преподавал. «Теоретически обосновал действие лизатов при некоторых болезнях сельскохозяйственных животных». Все. Точка.

– Ну, знаешь, мы с тобой и этого не удостоимся, – философски заметила сестра. – Много надо работать, милый друг, чтобы потомки помянули тебя хотя бы короткой статьей в энциклопедии. А, кстати, слово «лизаты» я знаю! Когда я его слышала от мамы, то всегда вспоминала Чарли. Помнишь, как он подходил и лизал нас в лицо шершавым синим языком?

– Конечно, помню. А что такое лизаты на самом деле, знаешь?

– Не, не знаю.

– Вот и я не знаю. А как я буду статью-то писать?

– Да, парень, влип ты.

– Тебе смешно.

– Сочувствую.

– Ладно, пойду с матерью потолкую.

– Пойди-пойди, она будет рада.

И Катька вернулась на кухню, а я двинулся по направлению к кабинету. Когда я был маленьким, коридор в нашей квартире казался мне огромным и напоминал центральные нефы готических соборов, которые я видел в книгах из родительской библиотеки. До того, как родилась сестра, мама работала, и я часто оставался дома один. Тогда я выбирался из детской в коридор и закрывал двери всех выходивших в него комнат. Даже в солнечный день здесь становилось сумрачно. Я садился на пол, и мне казалось, что я в безопасности… Сейчас в коридоре тоже было темновато, горевшая в прихожей лампочка не добивала до дальнего конца, но я знал каждую половицу и уверенно шел вперед. Из-за двери кабинета доносилась тихая приятная музыка. Я постучал.

– Да-да, – послышался мамин голос.

Я открыл дверь и вошел. Компьютер был выключен, мама сидела в кресле и вязала. У нее за спиной, на тумбочке, стоял старый радиоприемник, какая-то станция передавала джаз.

– Привет, ма!

– Здравствуй, сыночек, – сказала мама, откладывая вязание. – Как ты?

– Спасибо, хорошо, – ответил я, усаживаясь в другое кресло, стоявшее ближе к двери. – Как ты себя чувствуешь?