Наталия Седова - Золото грифона

Тем временем Сеня не стал ждать приглашения и боком ввалился во двор.

Он всегда был большим и толстым. Каждый год неизменно набирал вес и сейчас, приближаясь к сороковнику, достиг поистине огромных размеров и непомерного веса.

Сеня не привык к препятствиям на своём пути. По-видимому, оттого что просто не замечал их, когда шел напролом. Вместе с ним я выглядела, наверное, как огурец рядом с арбузом. Или как абрикоска с дыней. Оба золотисто – рыжие, но очень разные. Вот и мы такие же.

Сколько живу на свете, столько знаю Сеню. Наверное, с тех пор, как вообще начала что-то помнить. Мы вместе росли, играли, дрались.

Нередко в детстве спали в одной кровати. Сначала рядом, лет до пяти, потом валетом, до восьми, а потом на соседних кроватях, но в одной комнате. Многие принимали нас за брата и сестру, несмотря на то, что внешне мы были очень разными.

Я всегда была маленькой, худенькой, но очень задиристой, вечно что-то придумывала, куда-то лезла или с кем-то дралась. Вероятно, эта моя отчаянная смелость и происходила оттого, чтобы я не чувствовала себя самой слабой, а, значит, и самой ущемленной.

А ещё я точно знаю, что частенько лезла на рожон, потому, что всегда рядом со мною был мой Сеня – большой, сильный, неторопливый и неразговорчивый. Но если врежет кому,– мало не покажется. В душе, да и в целом по жизни я воспринимала его как старшего брата, хотя мы были с ним ровесниками.

Всё было хорошо. Пока однажды, когда нам было лет по 12, Сенькина бабушка не застукала нас за изучением техники поцелуев. После этого, безусловно, нас одних уже старались на ночь не оставлять.

Старушка подумала Бог знает что.

Но посудите сами, кого мне надо было использовать в качестве тренажера, как не самого близкого друга. Почти брата.

Вот и я о том же.

Судьба распорядилась таким образом, что уже гораздо позже постулаты кама-сутры мы изучали раздельно, каждый со своим партнером. Но на всю свою жизнь мы с Сеней так и остались самыми верными друзьями, почти как брат и сестра. Но не более того.

Во всяком случае, таково было мое отношение к Сене. Что касается его, то тайники своей души он мне так ни разу и не открыл до конца. Хотя обо всех его увлечениях и тётках я узнавала первой от него же.

Сеня любил приходить ко мне, поговорить «за жизнь». И если мне позволяло время и не надо было никуда убегать, я выслушивала его монологи, помогала укрываться летом в бункере или в беседке, а зимой в тесной кухне или на веранде от гнева и упреков его очередной подруги жизни.

Мы росли и воспитывались не родителями, а своими бабушками, которые тоже всю жизнь были лучшими подругами. Обе остались после войны без мужиков, обе подняли сначала своих детей, а потом – внуков.

В отличие от меня Сенька ни разу не женился, хотя женщины его любили, а некоторые даже рожали ему детей. Он просто жил с ними, нередко позволяя себе многое, что, в общем-то, непозволительно семейным мужикам. Жил вроде рядом с женщиной, в одном доме, но в то же время отдельно от неё. Сам по себе.

Короче говоря, продолжал вести себя так, как будто всегда был один. Своим поведением ясно показывая спутнице: хочешь – живи со мною, не нравиться – не держу. Но другим не стану, не надейся!

Вроде посмотришь на него – золото, а не мужик! Редкий умница, добряк, балагур, прочитавший уйму книг, он дожил до седых волос, да так и не построил дом, не посадил дерево, зато наплодил уйму ребятишек.

На укоры его покойной бабушки Полины и её призывы остепениться Сеня неизменно отвечал: «Моя – за углом. Ещё не вечер».

Но время шло, а он так и продолжал жить для себя, любимого, приговаривая, расставаясь, с трудом сказать, с которой по счёту спутницей жизни: «Все бабы дуры и сволочи. И я дурень, что верю им».

Но бабы на него почему-то не обижались и продолжали ублажать его, толстого и щедрого и на деньги, и на любовь. Ко всем.

Ни одна из них так и не смогла приручить Сеню. Несмотря на свои гигантские габариты, он представлял собою воплощение всех мыслимых мужских достоинств и всех недостатков одновременно. На этот коктейль, как на мед, постоянно летели всё новые жертвы, а он не сопротивлялся, позволяя очередной подруге жизни ухаживать за собой.

Чаще всего Сеня находился в состоянии поиска выпивки или похмелья, если, конечно, не был занят какой-нибудь очередной шабашкой или не отправлялся на браконьерский промысел рыбы на своем катере. Нередко он зависал с друзьями в своем лодочном гараже на берегу моря.

В этот раз Сенька был трезв. Почти трезв. Что меня несколько удивило. Мне отчего-то стало тревожно на душе.

– Дульсинея! Где ты лазила эти дни! – Пыхтел он, пятясь спиной ко мне и закрывая калитку. Ввалившись полностью в пространство двора, необъятный Семен повернулся и тут увидел внедорожник. Крайняя степень изумления тут же вылилась у него в виде непроизвольной икоты.

– Ни хрена себе! Пардон! Когда ты успела его пригнать?

– Это не мой.

– Ясно, не твой. Хозяин тачки где?

– То есть?

– Его вчера волокли в дупель пьяного по улице.

– То есть???

– Янычар с сыном. Я видел. Эта машина стояла у них во дворе. Наверно, что-то там мастырили ему. Ну и отметили, как водится. Тут же, у него в чайхане. Ну и напоили. Яныч, сама знаешь, на говне экономит.

Сеня осторожно, чтобы не задеть машину своим необъятным брюхом, обходил её боком, продолжая свои рассуждения:

– Как пить дать, палёной водкой мужика напоил. Вот тот с непривычки и вырубился. Похоже, иностранец какой-то. Бормотал не по – нашему. То ли по-арабски, то ли по-французски. Так и не понял. Матерился, правда, по-нашему, почти без акцента: «Твою мыть да твою мыть!» Пока они его волокли, псина за ним бежала. Гавкала, всех перебудила в два ночи. Я выглянул, хотел присоединиться к компании, да моя зараза не пустила. Поздно уже было, да и спешили они, видать.

– Эта собака? – Я приоткрыла ворота бункера и кивнула внутрь.

– Вроде она. Та тоже маленькая была. И гавкала, – Сеня громко икнул. – Пардон! Она, что, дохлая?

Я осторожно кивнула головой, ничего не понимая.

– Что она здесь делает? – Сеня спросил самое умное, что смог придумать.

– Как видишь, валяется и не гавкает.

– А где хозяин? – Он опять икнул. – Пардон…

– Этой машины? Он наверху, – я указала в сторону дома.

Пока я ничего не могла понять.

– Сеня, а ты точно видел, что они тащили его именно сюда? Меня ведь не было. И Яныч об этом знал.

– Дашка, вот я и говорю, что без пол – литры не разобраться. Они этого мужика к тебе во двор занесли. Я точно видел. Почему и пришел, думал, он сегодня с похмелья, захочет принять. Сама понимаешь. Сеня потупил взор и, приложив огромные руки к дырке на рубахе, как раз напротив сердца, признался:

– Утром я уже приходил, никто не открыл. Дай, думаю, ещё разок после трех загляну. На этот раз повезло.