Роман Кузьма - Сатанинский Грааль. Приключения Энё Негьеши-2

Острые когти страха, впившегося, казалось, в самую душу Казмера, на миг ослабили свою мёртвую хватку. Он почувствовал облегчение, даже робкую надежду разбогатеть… или обрести силу.

– Могущество, которое дарует это… сокровище, столь чудовищно, что способно уничтожить слабую душу. В незапамятные времена предмет этот, называть который в месте, где нас могут услышать посторонние, я опасаюсь, сокрыли от глаз людских, дабы с его помощью более не творились дела, величие которых соперничает с их невыразимой, гнусной жестокостью.

– … И я буду обладать… он станет моим? – Казмер, чей голос всё-таки дрогнул, едва скрывал торжествующую ухмылку.

Мадам Ильдико звонко рассмеялась.

– Я слышу голос человека, желающего обладать петлёй, накинутой на его шею! Ладно, Казмер, Гизелла заплатила мне и попросила предупредить об опасности, которая угрожает твоей жизни.

– И какова эта опасность? – Казмер, уже ощущавший себя магом, почти равным Ильдико, вновь полностью владел собой.

– Тебе этот предмет не принесёт ни желаемого величия, ни силы, ни богатства. Если ты попытаешься оставить его себе, тебя постигнет участь по-настоящему жуткая и омерзительная. – Ильдико сделала паузу и пристально посмотрела в глаза собеседнику. Казмер почувствовал, будто с него сдирают кожу живьём – столь могучей была воля прорицательницы. Казалось, Ильдико читает его, как раскрытую книгу, переворачивая страничку за страничкой своими тонкими, холодными пальцами.

Когда мадам заговорила снова, в её голосе слышалась горькая насмешка.

– Понимаю… Ты всё-таки не веришь мне до конца. Знаешь, я даже почти хочу, чтобы ты мне не поверил, но я дала клятву, а это многое значит в нашем деле… И знай: единственный способ для тебя сохранить рассудок и жизнь – это самому отдать сокровище, когда за ним придут.

– Но что это за сокровище? – спросил Казмер; он чувствовал себя обманутым.

– Ты поймёшь сразу же, как только увидишь.

Он встал, повинуясь жесту мадам Ильдико, и направился к выходу. Уже находясь на пороге, он не выдержал и обернулся.

– Но как я узнаю, что сокровище хотят отнять?..

На сей раз смех, в котором ощущался пронизывающий до костей холод полярных широт, поверг Казмера в полное замешательство.

– О, ты всё поймёшь задолго до того, как тебе позволят с ним расстаться!

Беспокойство, сперва лишь чуть ощутимое, крепло день ото дня. Что бы Энё ни делал, он постоянно ощущал какую-то смутную тревогу, словно незримая тень легла на всё его существование. По возможности, он пытался скрывать своё волнение от Клары, справедливо опасаясь, что вновь может оказаться в учреждении определённого типа.

При мысли о Кларе на душе у Энё неизменно становилось легче. Они жили вместе уже около двух лет, почти с тех самых пор, как познакомились. Страсть, поначалу ослепившая его, вскоре привела к первому уколу морфия, который будто открыл для историка-первокурсника двери в новый, неведомый доселе мир наслаждений. Нечасто студент приходил в себя, порой с некоторым изумлением взирая на происходящее как бы со стороны. Ситуации, в которых ему то и дело приходилось обнаруживать собственную персону, становились всё более неординарными и даже откровенно криминальными.

Как и следовало ожидать, подобный образ жизни достаточно быстро привёл к отчислению из университета за неуспеваемость. Энё было всё равно: к тому времени он проводил большую часть времени в объятиях Морфея и своей возлюбленной, не слишком уверенно проводя между ними разграничительную линию. В конце концов, ему пришлось уйти из дома, благо тётка Клары предоставила ей на время свою квартиру. В любых других обстоятельствах их ожидала свадьба и супружеская жизнь – но не в их случае.

Клара зарабатывала на жизнь проституцией и зависела во всём, в первую очередь материально, от сутенёра – Жолтана. Энё, в значительной степени утративший нормальные представления о морали, отчаянно нуждался в деньгах. Он относительно спокойно принял новые для него правила игры – и стал одним из подручных Золотого Пистолета, исполняя разного рода поручения, как правило, противозаконные.

Тем не менее, разительный контраст между прежней жизнью и жизнью теперешней сделал реакцию отторжения, как выразился впоследствии психиатр, неизбежной. Она приняла категоричную, решительную и вместе с тем необычную форму – Энё всерьёз полагал, что прибыл из параллельного потока времени, который ему удалось изменить самым героическим образом – поразив насмерть не кого-нибудь, а Люцифера собственной персоной. Судя по его горячечным объяснениям, сколь многословным, столь и невразумительным, оружием Энё послужил заржавленный римский пилум – якобы легендарное Копьё Христа.

Врач, рассматривавший его дело параллельно с делом о грабеже, в результате которого Энё и оказался в тюрьме – и лишь оттуда перекочевал в больницу, – настаивал на том, что пилум символизирует подавленное, но всё ещё достаточно крепкое мужское начало Энё, и в то же время связывал этот образ с иглой и наркотической зависимостью.

Дьявола Энё ненавидел почти открыто, и звался тот, несомненно, Эркелем. Пациент, постепенно пришедший в себя от шока, в который его повергла сперва тюрьма и царящие в ней нравы, а затем – психиатрическая лечебница, с энтузиазмом ухватился за предложенную ему спасительную ниточку. Конечно же, он просто повредился умом от длительного воздействия наркотиков, сдобренного пагубным влиянием Эркеля. Конечно, Жолтан Эркель – Дьявол во плоти.

Уладив все необходимые формальности, Энё Негьеши покинул стены лечебницы с соответствующей справкой в кармане. Суд, учтя все обстоятельства, вынес ему условный приговор. На какое-то время его ложные воспоминания об оборотнях и лепреконах, как и память о жизни до знакомства с морфием, отступили. Затем они начали понемногу тускнеть, превращаясь не более чем в тему для разговоров и досужих сплетен. И вот сейчас, спустя месяцы, Энё вновь почувствовал тяжёлый стук в дверь собственного подсознания. Это напомнил о себе тот, другой Энё, казалось бы, навсегда и надёжно запертый в далёком тёмном чулане.

Он остро осознавал необходимость скрывать болезнь от Клары, иначе дело может зайти далеко. На прошлой неделе Энё еле вывернулся – гнев Жолтана, причины которого тот даже не потрудился объяснить, едва не стоил ему жизни. Клара, досконально изучившая своего возлюбленного, могла раскусить его с минуты на минуту. В последние дни Энё неоднократно ловил на себе подозрительный взгляд девушки; интуиция подсказывала ей: Энё что-то скрывает.

Тем не менее, выдерживая непрестанную душевную борьбу, он успешно утаил самый её факт. Энё не поддавался наплыву воспоминаний, которым не место в мозгу нормального человека. Только усугубившаяся бледность, вследствие которой лицо его приобрело характерный полупрозрачный вид, да сосредоточенный, ушедший в себя взор, указывали на невероятное психическое напряжение, пожиравшее все его силы без остатка.