Алёна Бессонов - Рождённый ползать… История преступления длиною в жизнь

У порога в избу послышалось шевеление, кто-то явно топтался у двери, видимо, прислушивался к шуму внутри.

– Входи Чудь, нет здесь чужих – шумнул Кузьма.

Дверь приоткрылась и в шёлке появились живые, бегающие чёрные глаза едва видные сквозь шерсть длинноворсной шапки. Человек обыскал взглядом помещение и бочком вошёл, впуская вместе с собой ледяной ветер. Сколько лет Кузьма знает старика, а разглядеть его лицо так и не смог. В общем-то, и разглядывать было нечего: расплывшийся в ноздрях длинный и мягкий нос да верхняя тонкая губа. Большая часть лица пряталась за массивными очками, клинообразной ухоженной седой бородой, слившейся с пушистыми баками и густой волнистой шевелюрой. Бородатых на севере Калашников видел много и на себе понял: густая растительность на лице – лучшая защита от комаров.

– Ты что же, Кузя, себя родным мне считаешь? – ядовито ухмыльнулся визитёр.

– Родным, не родным, а уже не один годочек друг о друга трёмся, – нехотя вставая с кровати, прохрипел Кузьма. – Чё опоздал? Три дня, как жду!

– Ничего… ничего …не за так ждёшь. Ахму я забираю? Она успокоилась?

Кузьма вынул из-под подушки увесистый плотно набитый полотняный мешочек, протянул Чудю:

– Твоя доля. Ахму увози, она в порядке, а здесь мёрзнет…

Старик подкинул передачку на ладони, вес её его удовлетворил:

– Здесь пятьдесят процентов?

– Да, – кивнул Кузьма, – новая бригада не сразу согласилась, но Ахма убедила. Ропщут ребята… Говорят на что тебе столько? А действительно, Чудь, на что тебе столько. Семья, наверняка уже более чем упакована. Самому, может ещё два понедельника жить осталось, а ты всё тянешь и тянешь… Отдай старателям карту, иди на покой…

Гость посмотрел на Кузьму с хитрым прищуром, усмехнулся:

– Карту отдать? А вы её добывали? Ты ж бывший геолог знать должен: за разглашение карты золотоносных жил, как за государственную измену – расстрел! И потом ты никогда не думал, почему меня зовут Чудь? Это не кличка, это принадлежность к особому народу. У меня и мирское имя есть. Только ни тебе, ни твоим головорезам-старателям его знать не положено. Я один из тех, предки которого не приняли христианства на Руси и ушли под землю. Мои деды закрылись там до иных времён. Посему не только карта указывает мне места, где спрятано золото, но и особое чутьё. Ты, сынок, спрашиваешь: куда столько «рыжего дьявола»? – старик ещё раз подкинул на ладони упругий мешочек, – половину от него пойдут на промприборы, металлодетекторы. Карта перспективных месторождений – моя охранная грамота от твоих архаровцев, а ещё вот этот нос. Без него вы и с картой неделями лёжку золота не найдёте, – старик смешно пошевелил кончиком носа, – так что половина мешочка ему, моему носу.

Чудь сел в единственное потёртое временем кресло, откинулся на спинку и сжал веки так сильно, что лицо его стало похоже на белый мятый кусок теста, а правая рука, как всегда, в минуты волнения, принялась что-то теребить в глубине кармана брюк. Калашников обычно в такие минуты ехидно улыбался. Он предполагал, что женщины у Чудя рядом нет. Кому нужен такой заплесневелый огрызок? Тогда, что старику остаётся, как не тешить себя подобным способом, сбрасывать напряжение? Но однажды понял: ошибается. Как-то Чудь вынул руку из кармана и в ладони показалась монета, которую он потирал большим пальцем. Чудь, перехватив взгляд Кузьмы, быстро сунул её обратно.

Тем временем старик продолжал хрипловатым голосом, не открывая глаз, будто смотрел кинофильм. Глазные яблоки под веками метались из стороны в сторону. Видно, невесёлый был фильм:

– Я пришёл сюда молодым, чтобы начать жизнь заново. Первую порцию намыл сам, никто не помогал, не указывал где. Потом, разнося «рыжьё» по кабинетам, на бумажном клочке, а дальше и на листочках с гербовой печатью делал свою жизнь, рисовал её!.. Осознанно лишал себя удовольствий, бежал из городов сюда, в комариное царство. На Севере деловой человек виден издалёка! Я пришёл сюда, оброс хорошей шерстью. Своим умом, своими делами приобрёл крепкую красивую шкуру, а вы хотите всё и сразу?

Кузьма понял: разговор продолжать бесполезно. Чудь до смерти не откажется от причитающихся ему мешочков с золотом. Калашников с ненавистью рассматривал фигуру гостя, когда тот резко размежил веки и воззрился на него колким леденистым взглядом, отчего у Кузьмы внутри продолжала разрастаться сосулька, которая появлялась всегда, когда Чудь только открывал дверь их потаённого места встреч. Сейчас она добралась до сердца и больно корябнула. Гость ухмыльнулся, спросил:

– Что скажешь о фигурке Мяндаш-пырре, ты смог забрать её у староверов?

Кузьма передёрнул плечами, сбросил оцепенение:

– Пока нет. Я же добыл золотую фигурку Мяндаша, зачем тебе ещё и поделка?

– Золото – тьфу. Сейчас поделка древнего мастера цены не имеет. Нет цены Мяндашу-пырре. Ищи, Кузя, найдёшь, отдам десять процентов от любой моей доли… Понял?

– Найду, отпустишь? – с надеждой спросил Кузьма, – пожить хочу, как человек… Не могу больше золотом и кровью руки марать…

Чудь молча встал и уже в проёме двери, бросил:

– Ошибки, Кузьма, нельзя исправить их можно только искупить.

– Искупить?! – закричал Калашников, – я что ещё…

– А то! – осклабился Чудь, – что в учении об искуплении сказано? Нужен кто-то, кто умрёт за нас или вместо нас, и тогда мы сможем снова жить… Ладно… Не дрейфь… Добудешь фигурку, отпущу.

Чудь ногой толкнул дверь, вышел. Кузьма, плюхнулся в кресло, заворчал:

– Сволочь! Сволочь! Учение об искуплении… Дураков ищет… «Человек никак не искупит брата своего и не даст Богу выкупа за него… Чтобы остался кто жить навсегда и не увидел могилы» псалом 48. Разве ж ты читал его? Прости господи…

После бани и пельменей Исайчев с Васенко вольготно расположились на диване в гостиной, хотелось, как говорит Роман, часика два придавить ухом подушку, но этого не позволял годами выработанный ими же принцип: дело всегда впереди. Посему, внутренние собравшись, они приготовились слушать.

– Давай, Русак, вываливай проблему, – предложил Исайчев.

Александр в раздумье обошёл пару кругов по гостиной и, кашлянув в кулак, приступил:

– Как вы из рассказа отца поняли: есть у нас в Холмогорах, в укромном уголке реабилитационный центр для заслуженных нефтяников области. Место тихое, красивейшее… озеро есть, и родники бьют и кедровник рядом – в общем глаз не отвесть! На него вся нефтянка края деньгами скинулась. Центр оборудован по последнему слову науки. Там имеется всё и даже больше чем всё. Он по площади небольшой, огороженный трёхметровым железобетонным забором с круглосуточно охраняемым въездом. В общем, мышь не проскочит… Десять процентов от койко-мест мы отдаём Героям Советского Союза по очереди каждой области. Это условие поставило правительство края при выделении земли, а им, соответственно, правительство свыше указало. Деньги на него налогом не облагались. Посему послушаться пришлось. Срок пребывания гостей – три месяца. Месяц назад в центр въехали Герои из Сартовской области. Семь человек. Среди них был некто Романовский Борис Максимович. Регалий, орденов и медалей у человека на троих хватает. Отечественную Войну на кончике пацаном застал, зато потом в составе секретных войск, где только не бывал. В 1980 году повёл эскадрилью вертолётов в Афганистан. Ему тогда пятьдесят исполнилось. Приехал к нам бодрым старичком, они с моим батей нашли общий язык, устраивали шахматные поединки.