Сергей Валяев - Миллионер

Кажется, мое предположение о санатории оказалось верным. Именно здесь я и нахожусь. В этом окончательно убеждаюсь, когда меня заводят в комнаты номера: люберецкие ковры, мытищинская люстра, казенная мебель производства БССР (б), телевизор «Радуга», холодильник ЗИЛ, плотные ивановские шторы. Не квасные патриоты ли здесь временно проживают? А вот и они — сидят за столом, точно на собственных поминках.

Их двое, молодые, с рыхлыми плечами и со стандартными следовательскими бесцветными лицами. Один из них больше лысоватенький, а второй с рыжеватыми усиками. Увидав меня, переглядываются не без удивления: мол, кто это в гости пожаловал такой красивый?

— Что с тобой, Мукомольников? — интересуется лысоватенький не без участия в голосе.

— Спал, — отвечаю я, — а на меня канделябр… — и емким народным словцом объяснил падение предмета на весь мой неосторожный организм.

— Бо-о-ольшой канделябр, — покачивает головой усатенький. — Как настроение?

— После подсвечника бодрое, — говорю. — Пожрать бы? — Проявляется мой хамский пролетарский характер. — И выпить?

— Молодец, — хвалят. — Почему уверен, что будем пить?

— Если не бьют, значит пьют.

Мои новые знакомые добродушно посмеиваются: малый-то не пропадет, сукин сын. И по телефону делают традиционный заказ: балычок, шашлычок и две бутылки водки. Со стороны кажется, что друзья решили отметить нечаянную встречу под соснами.

— Можешь, меня называть Юрием Петровичем, — представляется лысоватенький. — А его Германом Петровичем, — указывает на усатенького.

— А звание какое? — любопытствую.

— Хорошие люди, — улыбаются. — Хорошее такое звание: хорошие люди.

— И я хороший?

— Ты лучше всех, — смеются.

— Тогда почему на меня шандал упал?

Мои собеседники вновь оптимистически смеются: дружище, не повезло, ты просто оказался не в том месте и не в то время. Под канделябром ты оказался, козлик молодой. Так выпьем же за то, чтобы подсвечники падали только на головы врагов наших!

А почему бы и не раздавить мерзавчика? За упокой души моих недругов, известных и неизвестных. Понимаю, что со мной играют контрастную игру: сначала натолкали пихтовых шишек полную пазуху, повредив ребра, а теперь проявляют уважение-с, сволочи.

Да и хер с ними, со всеми! Буду действовать, как в том анекдоте: чукчу арестовали за кражу золота. Следователь допрашивает, а другой чукча переводит. «Где спрятал золото?» — спрашивает следователь. «Он говорит, что не брал», — переводит переводчик. «Передай ему, что прикажу расстрелять, если не вернет». «Ментя говорит, не скажешь, где золото, стрелять, однако, тебя будет». «Кувшин с золотом под ярангой зарыл», — признается воришка. «Говорит, пусть стреляет, — перевел чукча-полиглот. — Все равно ничего не скажу».

И мне, как чукче, нужно суметь выгодно использовать ситуацию. Главное, чтобы появился шанс. А он есть, это я чувствую всей своей поврежденной шкурой.

Известно, водка — лучшее народное средство от хандры. Классик в интеллигентном пенсне утверждал, что мы любим прошлое, ненавидим настоящее и боимся будущего. Но… выпил стакан — умилился прошлым, хватил второй уже восторгаешься настоящим, хлопнул третий — и счастливо улыбаешься будущему.

И я улыбался, стараясь не слишком задействовать для этого разбитые губы. Мое будущее рисовалось в самых розовых, как женские панталоны, красках. Существующая проблема ценой в один миллион долларов казалась не такой уж неразрешимой. Как любит говорить мой друг детства Вася Сухой: разберемся.

— Ребята, чего вам надо? — решил перейти в наступление. — Хотите сто баксюль, у меня тут заначка… — и попытался даже извлечь из потайного кармашка плотный бумажный квадратик.

— Слава, обижаешь, — проговорил лысоватенький с укоризной. — Мы с тобой по душам говорим, а ты?..

— Как звезда со звездой, — вмешался усатенький, — говорим, а ты?..

— А что я? Готов отдать все, — вывернул карманы, — что у меня есть.

— Мы согласные, — смеются Петровичи. — Иди в нашу команду. Сейчас одиночки не нужны, Слава, — объясняют. — Нужны команды.

— А по какому виду спорта? — делаю вид, что не понимаю о чем речь.

— По самбо, — шутят.

Я не соглашаюсь и говорю, что, если идти в какую команду, то только по дзюдо, чтобы иметь черный пояс и бить морды не только руками и ногами, но и разить врага словом. Ие-е-ех!

А у тебя, друг, губа не дура, хохочут мои собеседники, выбирай: или с нами или против нас? А кто вы такие, задаю естественный вопрос, несмотря на мелкое опьянение.

— Мы — это мы, — отвечают неопределенно. — Вместе будем делать бизнес.

— Бизнес? Какой бизнес?

Через минуту был трезв, как стул, на котором сидел и стол, за которым сидел. Нет счастья в мире: так было хорошо, и на тебе — все заканчивается банально, точно в дешевеньком, как вино, детективном кино.

Конечно, я прекрасно понимал, что за просто так не колотят разум возмущенный прикладами, равно как и не угощают на дармовщину шашлыками из сладкого, вах, барашка и несладкой, ох, водочкой.

Понимать-то понимал, однако, когда услышал предложение своих новых друзей… Впрочем, удивило не само предложение, а абсолютное знание дела. Подозрительная парочка знала почти все о нашей славной троице.

— Какой Ш-ш-шепотинник? — пытался валять дурака. — Не знаю такого?

— Знаешь, Слава, — говорили мне и терпеливо объясняли, что я отлично знаю своего друга детства и аутиста по совместительству. — Миллион вы сделали красиво, — признались. — Он ваш, а дальше работаем вместе.

— А зачем, — удивлялся я, — вместе? Нам и без вас хорошо, ребята.

— А нам без вас плохо, ребята, — скалились. — Обижать вас не будем: тридцать три процента от сумм.

— Тридцать три?!

— А что? — не поняли моих чувств. — Хорошая цифра.

— Тридцать три уже предлагали, — ляпнул.

— Кто?

— Господин Брувер, — догадался ответить на чистом глазу. Исполнительный директор биржи, — и посчитал сообщить, что он уже почил в бозе.

Мое сообщение о кончине Исаака Исааковича не произвело должного впечатление на Петровичей, они только мельком переглянулись и принялись вновь за свою пустую агитацию. Я отнекивался, не понимая лишь одного: откуда им известно об аутисте? О феномене Илюши знали только избранные, выразимся так, судьбой. На кого грешить, скажите, пожалуйста?

— А кто вы такие? — повторил вопрос. — Надо знать с кем вести дело?

И получил обтекаемый ответ: охранно-коммерческая структура «Алмаз», помогающая российским правохранительным органам выживать в трудных условиях недоразвитого антинародного капитализма.

Услышав такое, я догадался, что настоящая история приобретает новый неожиданный окрас: те, кто должен стоять на страже закона, действует методами далекими от идеальных. О чем я не мог умолчать: