Сергей Валяев - Миллионер

Наконец, обнаруживаю футляр по размерам удобный для гранатомета. Он лежит бесхозный на гранитном выступе. Самым наглым образом открываю этот футляр, вытаскиваю из его малинового нутра нежный инструмент, неизвестный мне. Пока я, таким образом, манипулирую, подходит молоденький очкарик, похожий птичьим личиком на гениального Шостаковича.

— Как там Фриедман? — интересуюсь я. — Лютует?

— Право, я не знаю, — отвечает гений. — Я поступаю к Гангнусу.

— Желаю успеха, — и, оставив бесценный инструмент на граните, возвращаюсь прогулочным шагом к колымаге. Под мышкой — футляр.

Не знаю, что подумал очкарик обо мне, но уверен — он поступит в класс мастера Гангнуса, и покорит игрой на фортепьяно весь музыкальный мир. Главное, учиться, учиться, и учиться, как завещал великий инквизитор всего человечества В.И. Ульянов-Бланк.

Жаль, что природа не наградила меня пальцами пианиста, а совсем наоборот. Это я к тому, что, заехав в тихий московский дворик, принялся перекладывать гранатомет в реквизированный футляр. Делал это сучковато и едва не нажал на крючок пускового механизма. Представляю, как бы обрадовались мои враги, узнав о моей оплошке. Нет уж, переделаю все дела свои смертные, а потом можно будет и о вечности подумать.

Шансы на то, что подполковник Рушалович окажется в нужное время и в нужном месте были минимальны. Однако они были.

Мой план действий был прост и нагл. Как говорится, чем проще, тем проще. Помахивая футляром, прошелся по улице, где находилось учреждение по работе с преступно-уголовным элементом. Работа кипела вовсю — туда-сюда ходили люди в форме и штатском, приезжали-уезжали автомобили с сигнальными маячками, сидели-стояли просители в кепках и без.

Осматриваюсь, вижу табличку «Минводхозстрой» и парадный подъезд именно там меня ждут. В качестве кого? Заслуженного артиста, пожелавшего сыграть перед коллективом музыкальную фугу из балета «Лебединое озеро». Как известно, это самый любимый балет для нашей просвещенной публики.

— А вы куда, молодой человек? — бдит пожилой секьюрити.

— В отдел механизации, — показываю футляр. — К товарищу Фриедману. О, Абрам Львович, — кричу в спину некоему сутулому субъекту. — Ай, не слышит. Батя, извини, — столь хамский натиск приносит успех: продавливаю защиту быстрым шагом — вверх по лестнице.

Прогулка по странной организации, где все сотрудники напоминали бледных зомби, закончилась в туалетной комнате. Замалеванные окна сортира находились как раз напротив учреждения, меня интересующего.

Найдя острый кусочек кафеля, нацарапал на двери: «Ремонт», и закрыл её на швабру. Клозетные запахи навевали на грустные мысли о бренности нашего существования. Приоткрыв окно, начал отслеживать общую ситуацию. И чем больше смотрел на здание напротив, тем лучше понимал утопичность своего намерения. Сыскать Рушаловича могут только герои детективно-макулатурного чтива, омарининных до полного кретического кретинизма. По сравнению с этими доценкованными вконец героями, аутист Илья Шепотинник может получать Нобелевскую премию в области литературы за верное и прочувственное цитирование Ф. Ницше.

Ты ведешься за эмоциями, сказал я себе, от этого подполковника, как от козла молока. Получить новую информацию от него я не смогу. Зачем тогда нужно топтаться в клозете и ждать чудного явления?

Проклятье! Теряешь время и темп, Слава. Тебе надо вплотную заниматься семейством Крутоверцеров, откуда исходит главная опасность, а ты дежуришь в ожидании поцика. Большая для него это честь!

Досада была такая, что я не выдержал и решил наказать порок в порядке, так сказать, профилактики. Приведя гранатомет в готовность № 1, прицелился в темное окно по центру здания и нажал спусковой крюк. Вот вам сюрприз, вертухаи, от всего чистого сердца.

Выстрел случился удачным: громыхнуло так, будто в здание угодила ракета производства USA, выпущенная авианосцем, утюжащем Средиземную лужу. Посыпалось стекло. Взвыла автосигнализация в округе.

Через минуту я уже находился далеко от этого шумового тарарама. Эффект получился впечатляющий: сегодня ТВ, назавтра газеты будут сочинять всяческие небылицы об этом акте возмездия. Будут искать террористов или иные какие-то «следы», и никто не предположит, что человек имел глупую мечту и её почти исполнил, и всем вокруг стало плохо и завидно, и было принято решение ткнуть самовлюбленного дурачину мордой в унитазные воды, чтобы он, простофиля, знал свое место — место у параши.

Тырновские окрестности встречали меня легкомысленными сиреневыми сумерками. Дальние поля и леса, точно примеривали шаль предстоящей ночи. Мое настроение отвечало состоянию окружающего мира: полумгла души.

Я чувствовал: события вот-вот перейдут к завершающей стадии. Однако не могу представить, кто и каким образом поставит финальную сцену. Или произнесет последнюю реплику.

Хэппи-энд случаются лишь в халтурных киношках и плохих книжках. Как правило, в жизни все заканчивается крестом — крестом на могиле героя. Таковы законы жанра нашего странного бытия.

М-да, креста на могилке не хочется — на моей могилке. За собственный, между прочим, денежки. Что там говорить, славный анекдотец дней наших скорбных: заработать миллион $ — и получить в ответ по мордасам миллион раз понятно что.

Свиным рылом, да в калашный ряд. Это про меня, тушинского оболтая. Раньше не понимал этой народной пословицы, теперь постигаю, что народец наш удивительно мудр. Коль такие мудаки, как я, в конце концов, начинают понимать его мудрость, выкованную веками.

Между тем, подкатив к тырновским воротам, подаю хрипатый сигнал: бип-бип-бип, мол, прибыл, мол, жив-здоров, мол, встречайте, дармоеды!

Выпадаю из колымаги — нет никаких дурных предчувствий.

Что может произойти в этой космогонической глухомани, забытой Богом и дьяволом? Что может произойти здесь, где ничего не происходит, кроме растительной жизни и животных совокуплений.

Открываю калитку: по двору фланируют куры, и хрюкает в сараюшке поросенок. Обращаю внимание на качалку, любимое местечко Илюши. Она пуста подозрительно пуста.

Убыли на речку, мать их так, — первая мысль. Вторая, — какая к черту речка?

И вырвав ТТ, скачками пересекаю двор, потом взлетаю на крыльцо, выбиваю ногой дверь и… Жанна! Она привязана бечевкой к стулу. Кляп-носок во рту. Засохшая кровь на страдательно-пунцовеющем лике. Глаза навыкате, как молодые сливы.

Если бы не знал, что все операторы-режиссеры-актеры отдыхают в вагинально-анальной Анапе, решил: снимают фильм — «Бандитское Подмосковье».

— Что случилось?! — ору, выдергивая кляп. — Где Илюша?! Где Миша?!

— Сука и педераст твой Миша! — визжит Жанна. — Я его прибью, блядь! Он меня треснул по голове! Развяжи!