Вячеслав Прах - Догма

– Но этот подошел…

– Слушай, по одному нельзя судить всех, ты и без меня знаешь. Надеюсь, то, что уже однажды растворилось в воздухе, больше не материализуется.

– Но это мне и не дает покоя, Домиан. Я постоянно думаю о сестре и о ее безопасности.

Мы еще о многом говорили этим вечером…

Когда Марк ушел спать, я уставился в свой ноутбук и нашел то, что не давало мне уснуть этой ночью. Вчерашнее видео.

Заседание в суде. Педофила приговаривают к ста пятидесяти девяти годам строгого режима. Этот монстр убил и изнасиловал двенадцать маленьких девочек от четырех до одиннадцати лет и семь мальчиков примерно того же возраста. Прямо в зале суда один из присутствующих достает из кармана куртки револьвер и стреляет в преступника на глазах у сотни человек. Нет, он не убил это животное, лишь ранил в руку.

Как потом выяснилось это был отец одной из девочек. И никто понять не мог, как ему удалось в зал суда пронести оружие. Его посадили.

Я думал, много думал. Во мне медленно, но уверенно просыпался дьявол. Руки начали дрожать, а внутри развернулся диалог моей личной Тьмы и моего Белого, вернее даже, Разумного…

Я его убью, такой мрази не место в тюрьме, его место в аду. Эти нечеловеческие большие глаза даже не пытались осознать того, что они сделали, на какую жизнь обрекли несколько десятков людей, которые остались жить с фата-морганой, с призрачной надеждой на то, что у них все еще может наладиться в жизни. Я уже не говорю о том… Не говорю о том!

Нет, не могу я его убить! Посуди сам, Домиан, если ты убьешь его, тень подозрения может коснуться и перегнившей туши Гренуя – некоторые умы могут связать между собой эти две смерти, если и там, и там на горизонте будет маячить твоя фигура. А как начнут копать глубже, обязательно раскопают и труп твоего учителя, скончавшегося девять лет назад. Вот тогда-то полиция и придет за тобой! А твой друг Марк, поняв, в чем дело, возможно, первым приставит ствол тебе ко лбу и попросит проследовать в участок. А может быть, и нет. Возьмет и пустит пулю тебе в лоб безо всяких раздумий, и ты не успеешь ничего сделать. И возможно, его пуля окажется быстрее твоей мысли, Домиан. Подумай об этом…

Да что может заподозрить полиция, если какой-то педофил-ублюдок, забравший жизни двух десятков маленьких детей, вдруг скончается в своей камере? Да никто не станет в этом копаться! У него куча врагов, желающих его смерти, в рядах самой полиции. Так что сдохнуть в тюрьме – это дело естественное и нормальное. Чего тут думать вообще? Бери и делай. Сотри с лица земли чуму, заражающую неизлечимой болезнью всех, кто находится с ним рядом. Убей его. Иначе лет через десять-пятнадцать это животное скажет, что глубоко раскаивается, и подаст прошение о досрочном освобождении за примерное поведение. Его могут выпустить. И вместо двадцати тел, полиция в его дело запишет еще столько же, а может быть, и больше. А он снова начнет раскаиваться… Домиан, пора тебе надеть маску «врачевателя чумы» и раз и навсегда покончить с «черной смертью». Вспомни остров около Венеции, который не вспомнит сейчас никто. Хочешь, чтобы этот гад превратил твой город в Повелья?

До сих пор не придумали лекарство от чумы. По сей день не придумали лекарство от педофилии…

Не думай даже, Домиан, поступай, как велит твое сердце!

Но я не знаю, получится ли у меня убить на расстоянии – лишь взглянув на экран монитора. А тем более – на записанное видео! Возможно, убийство происходит, только когда я лично смотрю в глаза человеку, чувствую его энергетику и могу вмешаться в нее. Но если это так, тогда я не смогу подобраться к педофилу, а если и получится, то попаду на камеры видеонаблюдения, и сразу же после того, как его туша рухнет на пол, меня со стопроцентной вероятностью арестуют… хотя бы просто на всякий случай. Нет, если у меня не выйдет провернуть это на расстоянии, значит, не пойду на такой риск. Ни за что не пойду!

Мне показалось, что я сумел договориться с Тьмой и она на некоторое время поутихла, но это мне только показалось…

В три часа ночи я проснулся в холодном поту. Мне приснился кошмар: этот монстр касается своими руками какого-то ребенка, чьей-то маленькой дочери, которой нет и шести. У нее пшеничные волосы, синие глаза…

Я вскочил как ошпаренный, без промедления взял в руки ноут и открыл видео. Не знаю, получится или нет, но я это сделаю.

Еще раз я взглянул убийце в глаза – он стоял и улыбался судье, как раз перед выстрелом отчаявшегося отца ребенка. Я закрыл веки и представил, как беру в руки охотничий нож, огромный тесак и изо всей силы – внутренней силы – вонзаю ему в горло. Пока он улыбается, пока его сонная артерия еще пульсирует…

Я это сделал. Не знаю, будут ли какие-то последствия. Возможно, вообще ничего не произойдет. Ведь прямого контакта не было. И это даже не прямая трансляция, а всего лишь запись.

Немного успокоившись, когда мой дьявол сладко уснул во мне, оставив после себя приятное расслабление в теле (как теплый душ после трудного дня, а затем пенистые волны ванной), я закрыл глаза и, кажется, в тот же момент провалился в глубокий сон. Нет, не кажется, так оно и было.

Наутро я проснулся от мысли «получилось или нет?». Но уже ближе к обеду попросту забыл обо всем и принялся писать новую музыку. Мои слушатели требовали новых творений, бурлящий живот требовал от меня еды. Все взаимосвязано, не могу же я все время просить Марка покупать еду, я и так сполна воспользовался его добротой. Он вытащил меня из-под поезда, разрешил пожить у себя дома… Пора бы самому становиться на ноги.

Марк позвонил ближе к двум, сказал, что скоро приедет домой на обед. Я тем временем сбегал в ближайший магазин и купил половину нашей фирменной курицы-гриль, которую мы обожали оба. Вернувшись, я понял, что он уже в квартире, потому что дверь была открыта.

– Марк, ты тут?

– Ага. На кухне, – послышался его голос. – Что принес? – спросил он, когда я появился на кухне.

– Угадай с одного раза, – хихикнул я.

– Если то, о чем я подумал, – я тебя расцелую. Так хочется есть, целую корову сожрал бы.

– Целовать не надо! – быстро отмахнулся я. – А курицей угощайся.

Мы помыли руки и сели разламывать бывше-пернатое существо. Себе я забрал ножку, Марку оставил все остальное.

– М-м-м… как будто вечность не ел!

Честно сказать, я разделял его удовольствие.

За кофе Марк немного расслабился, принялся рассказывать о рабочих делах (из тех, о которых можно было рассказать).

– Да, кстати, – произнес он в какой-то момент. – Помнишь тот репортаж о педофиле, который мы на днях смотрели? Так вот в местной тюрьме кое-что случилось.

Я замер. Ох… неужели?