Сергей Валяев - Тарантул

О дурном думать не хотелось, слишком праздничным был новый денек. Холодный воздух был настолько прозрачен от январского солнца и снега, что все происходящее несколькими минутами назад казалось нелепой химерой.

Противоестественные события происходят в моем ныне капитализированном отечестве. Такое впечатление, что наши души уже скопом отданы всемогущему дьяволу, который прячется под маской доброго дедушки Мороза-красного (от чрезмерного возлияния) носа, побрякивающего торбой с презренным металлом. Не многие устоят от соблазна владеть несколькими монетками, якобы дающим независимость и свободу. Чтобы это понять, надо пройти через смрад войны и увидеть смерть друзей?

Мой юный друг Сурок, вижу, переживает за сожженную бумагу. Не за тех, кто сгорел в огненном болиде БМВ. Конечно, они враги наши, но вроде как и люди. Я-то имею право на равнодушие, а вот откуда это у него, молодого? Вопрос скорее риторический: мы все обречены дышать ядовитым смогом от политической идиотии.

— Эх, — вздохнул Сурков. — Если б свезло, засветил бы свадебку на все Ветрово.

— Свадьбу? — удивился. — А невеста кто? Анджела?

— Не, — обиделся. — Очень хорошая девушка.

— Сколько лет, жених?

— Скоро восемнадцать.

— И куда спешишь?

— Теперь никуда, — вздохнул. — Полмиллиона баксов в пепел…

Я в сердцах плюнул и пригрозил пристрелить халявщика, если не прекратит стенания. Не успел возникнуть в мире, а уже мечтает о чудесах в решете и зеленой листве в ней.

— А без капусты не туда и не сюда, — признался Сурок. — Никакой любви.

— Ты что, козел? — спросил я. — И какая это тогда любовь?

— Любовь, — перевел дух и пошутил. — А за козла ответишь.

Мы расстались у ресторана «Эсspress», где перспективный женишок был приглашен якобы на семейный (со стороны невесты) рождественский обед. Он попытался было затащить и меня; я тактично отказался, представив себя в коллективе, дружно хлебающем горячие щи под разжиженную водой теплую водочку.

Покинув автомобиль, суженый поспешил в ресторан. Перепрыгивал козликом через сугробы; был ломок и нескладен. У кадушек с туями, покрытыми все тем же серебряным дождиком, оглянулся и отмахнул рукой. Я в ответ нажал на клаксон и отправился домой спать. Мечтал спать, как горняк из прошлой счастливой жизни, когда была возможность перевыполнять производственный план по добыче горючего сланца на 127,5 %.

Утомленный последними событиями, спал долго. Сначала бродил во мгле сновидений, затем угодил в туманное варево, постоянно проваливаясь в рытвины и ямы, наконец почувствовал под ногами твердь. Она была скользкая, как лед; это и был лед знакомого мне лесного озера. Он был чист и синел под ногами, как стеклянное небо. Я скользил по нему, находясь в состоянии легкой беспечности, так со мной было раньше в детстве. Дымка постепенно рассеивалась и я скоро увидел полынью. В ней находилось нечто малопонятное.

Сбив движение, с осторожностью приближался. После нескольких неуверенных шагов остановился: в оледенелом жабо полыньи вмерзла голова человека. Она принадлежала Сурку. Он улыбался мертвой улыбкой. Глаза его были приоткрыты и, казалось, вместо зрачков впаян горный хрусталь.

Я сделал шаг к отступлению, чувствуя, как под ногами потрескивает. Попытался бежать, беспомощно скользя по нему. А треск все усиливался, превращаясь в нестерпимый и угрожающий звук… и я проснулся.

За вечерними окнами расцветали скоротечными китайскими зонтиками рождественские фейерверки, запущенные ветровскими малолетками. Треск, крик, свист и смех сопровождали полет дешевых петард и ракет.

Я прошел на кухню — разломил на дольки огромный мандарин, выращенный на африканском огороде, и принялся его жевать.

Солнечный и насыщенный запах вернул меня в реальный мир. Физически чувствовал себя прекрасно, да какой-то мутный осадок остался со сна. Что снилось? Невероятная чертовщина: мертвая голова, впаянная в полынью ледяного озера. И голова эта принадлежала… Кому? Не помню.

Вернулся в комнату, включил телевизор: прыгали маленькие и смешные человечки из мультфильма. Такие же скакали на экране в квартире госпожи Литвяк. В этой жизни выдуманные рисованные человечки живут куда дольше, чем люди из крови и плоти. Предполагаю, что у мадам случился неудачный любовный роман с неким Джафаром, любителем горячих русских пизд… нок и холодного оружия. Что там говорить, горло боготворимой перерезали квалифицированно. С любовью и нежностью.

Ощущаю, что опасные призраки рядом, их дуновение похоже на болотные газы, врывающиеся из топких глубин. Но фантом, как и сон, нельзя задержать руками.

Я, смотря на метущихся мультфильмчеловечков, испытывал непонятную для себя тревогу. Что-то угнетало. Что? Закономерная смерть господина Грымзова? Нет. Гибель мадам Литвяк? Нет. Безуспешные поиски компакт-диска для общества вольных стрелков «Красная стрела»? Нет. Тогда что? Последний сон, вот в чем дело.

А для того, чтобы прекратить душевное истязание, довольно набрать номер телефона моего юного приятеля. У него, думаю, хватит силенок поднять трубку после праздничного обеда, перешедшего в ужин?

Мои попытки наладить телефонную связь через космос оказались напрасны Любезный голосок девушки-оператора сообщил, что абонент либо не отвечает, либо находится на недосягаемом расстоянии, чтобы вести с ним конфидециальные разговора.

Либо дрыхнет под прелой подмышкой невесты, ругнулся про себя, собираясь на поиски драпарника [6] Драпарник — наркоман (жарг.). вечнозеленой бумаги и преждевременной любви.

Нет, не понимал своего невротического состояния. Сон тому виной? Или слишком хорошо передохнул и мой организм требовал новых впечатлений? Как обкуренный мечтает засмолить гашичек-косячок, так и я мечтаю вляпаться в смертельную и опасную историю, чтобы потешить себя и публику.

Словом, состояние как из модной песенке: «И на белых листах отпечатались мы, как рассказы огня от холодной луны».

… Облитая поливой мертвого света, луна фонарем покачивалась в рождественском небе.

Любопытно, как выглядит наша планета оттуда ? Наверно, похожа на стеклографический шарик, скромно болтающейся на веревочке своей орбиты. Уверен, никто, кроме нас самих, не знает о том, что мы есть и живем со своими вечными проблемами. И среди более шести миллиардов тварей божьих я, Алеша Иванов, превращающийся с каждым шагом своим в Чеченца, неуловимого, как эфемерный свет спутницы нашей ночной жизни. И все довольно странно, если задавать детские вопросы: зачем живем? Какую такую великую миссию и чью волю выполняем? И какое такое поле вечности грешными душами удобряем?

Полет моих мыслей прервался — отвлекли яркие огни «Эсspress», продолжающего мчаться на всех парах в вечерней мгле.