Сергей Валяев - Топ-модель

— Привет, — сказала им. — А я еду в Геленджик.

— Ну и что? — спросил то ли Саша, то ли Паша.

— А ничего, — выставила ногу в новых сандалетах. — Буду летать на «американских горках», смотреть клоунов в цирке и кататься на большом корабле. Вот!

— Ну и катайся, — равнодушно проговорил то ли Паша, то ли Саша. — А мы пойдем бычков ловить.

«Бычков ловить» — и это вместо того, что восхититься моими будущими праздничными радостями! Безразличие близняшек меня задевает и так, что я не выдерживаю и резким движением рву их чубчики, как траву.

Сказать, что Сашу-Пашу хватил столбняк, значит, ничего не сказать. От боли они сморщились, уставившись на мои руки, где топорщились белесые волосики. Я тоже с изумлением глазела на трофей, не осознавая до конца, что нарушила нейтралитет. И теперь братья имеют полное моральное право лупить меня при каждом удобном случае.

Взвизгнув от этой мысли, я зашлепала к подъезду, меся утренний воздух голоногими коленками, испорченными царапинами и ссадинами. Для своих десяти лет я была такая длинноногая, что мне не составила большого труда достичь спасительной двери.

Братья исподлобья смотрели на меня, нисходя с места. Кажется, они так и не осмыслили толком, что были крайне оскорблены.

Потом переглянулись, прислюнявили драные свои чубчики… и ушли ловить бычков. И я поняла, что отныне мне лучше не попадаться на их пути, это я о близняшках. А вот что делать с трофеем? Хотела выбросить на ветер, да заметила в воротах Верку Солодко с бидончиком. Пока я рвала чужие чубчики, она сходила к магазину, где стояла бочка с молоком, и теперь возвращалась, не ведая о последних событиях.

— Врешь! — не поверила.

— Вот, — показала белесые волосы.

— Теперь они тебе поддадут, — почему-то не без зависти проговорила подружка.

— Я бегаю хорошо, — посчитала нужным сообщить.

— Надо закопать, — решительно проговорила Верка, — это, — брезгливо сморщилась.

— Зачем?

— Чтобы Сашка-Пашка к тебе не лезли. Меня бабушка учила, как отвадить кавалеров, — по-взрослому смотрела.

— Ну ладно, — передернула плечами.

И мы отправились к сараям, чтобы зарыть в землю трофей. Помню, у меня было странное ощущение: с одной стороны не хотелось получать тумаков от близняшек, а с другой: плохо, если они вовсе не будут обращать внимание на меня.

Неинтересно как-то получается — жить все время в сиропном детстве.

Да делать нечего: первое слово дороже второго. Верка Солодко садится под сараем и палочкой рыхлит землю. Потом говорит, чтобы я кинула волосы близняшек в лунку. Я это делаю, и подружка начинает нести какую-то тарабарщину, как вредная старушка. Мне все это не нравится, и я строю рожицы.

Все, больше никого слушать не буду, решаю я, надо жить своим умом. Именно тогда, в тени сарая и под чужой поспешный речитатив, пришла в мою голову эта взрослая мысль.

— Маша! — слышу голос мамы. — Ты где? Нам пора ехать.

Я с облегчением и полным правом покидаю подругу. При этом нечаянно лягаю ногой бидончик, и он падает, выплевывая молоко на клумбу. Верка блажит, а я, смеясь, убегаю на солнечную сторону.

К черту, пусть меня лучше колотят, чем ходить дурочкой с бидончиком, никому не нужной!

… Мама и папа такие праздничные, что похожи на флаги военных кораблей. Родители не спеша идут по главной дивноморской улице Советской и раскланиваются с местными жителями. А я в белой панаме и разноцветном сарафане прыгаю среди обгоревших от нашего солнца и мешкотных отдыхающих, и чувствую себя прекрасно.

У пристани качается прогулочный корабль ЧПК-17. Он старенький и с облезлой палубой. На ней скамейки с неудобными рейками. Я же люблю стоять у борта и смотреть, как корабль режет воду. Она бурлит и пенится и кажется, что мы летим в дождевых облаках.

— Мадемуазель, — протягивает мне ладонь матросик, стоящий у трапа.

Я поначалу не понимаю его жеста, потом понимаю и удивляюсь: мне хотят помочь? Мне, которой перелетит через этот трап стекольной стрекозкой? Но, тем не менее, интуитивно протягиваю свою ладошку, и… чувствую себя взрослой. А матросик прокопчен, белозуб, улыбчив, а ладонь его жестка и чумаза от машинного масла, металла и морской воды.

— Спасибо, — пищу, прыгая на палубу.

Этот эпизод был мимолетен, как дыхание, но мне показалось, что я будто переступила через невидимую ленточку, разделяющую детство и взрослую жизнь.

— Отдать швартовые! — И палуба дрожит мелкой дрожью, словно я нахожусь на спине циклопического морского чудища.

Из репродуктора раздается хрипловатый мотивчик модной песенки, и мы отправляемся в двухчасовое путешествие.

Берег удаляется, но не настолько, чтобы его не видеть. Казалось, что ЧПК-17 страшится уйти в открытое море. Легкий бриз кропит мое лицо. Я выпростаю руку навстречу ветру, и она летит над волнами сама, словно отделившись от меня.

Что может быть прекраснее такого полета? Кажется, я сама лечу над волнами.

— Мария! — строгий мамин голос.

Я вздыхаю: и почему взрослые так быстро забывают свое детство? Детство — как живые цветы, которые поначалу ставят в вазу с водой, потом они высыхают и превращаются в пыльный гербарий.

… Геленджик встречал нас бесконечными пляжами, где поджаривались ватрушками отдыхающие, башнями санаторий, белеющими на горных склонах, жарким солнцем, плавящим асфальт, мороженое и людей. А в парке бухал военно-морской духовой оркестр, и его звуки бодрили весь город.

Еще по парку шквалил праздник Моря, и я чувствовала себя в нем, как рыбка в воде. Я гоняла на скрежещущих «американских горках», крутилась на «чертовом колесе», пуляла в тире из тяжелой винтовки, кидала мячики в бутылочные кегли…

Родители обречено ходили за мной, будто отбывая повинность. Верно, я была слишком активным ребенком?

Когда все аттракционы были мной успешно освоены, мама заявила, что нам пора обедать. Летний ресторанчик прятался в деревьях и походил на пластмассовый замок. Мы заняли прохладный столик на втором этаже и стали ждать заказ. И пока его ждали, мы с папой принялись сражаться в морской бой, рисуя на салфетках квадратики эсминцев и линкоров.

— Тихо, дети, — вдруг сказала мама, указывая на пыльный репродуктор, который выразительно, как человек, зевал на бетонном столбе.

Репродуктор дамским голосом извещал, что через час в Зеленом парке состоится показ мод Сочинского дома моды, приглашаются все желающие, вход бесплатный.

Мы с папой, далекие от проблем современной моды, пожали плечами и продолжили морской бой. Если бы я только могла знать, что с этого казенного объявления через допотопный репродуктор во мне возродится мечта. Мечта, которую, оказывается, можно увидеть воочию и даже потрогать руками. Всего этого я не знала и вела себя, как всегда: болтала ногами, хлюпала суп харчо и корчила рожицы опрятному и толстенькому, как купидончик, мальчику за соседним столом.