Сергей Валяев - Топ-модель

Увы, должно быть, принцы перевелись либо отдыхали в более престижных местечках, и поэтому мы вынуждены были танцевать или со своими глуповатыми ломкими сверстниками, или изношенными жизнью «газовщиками».

Для нас все, кто был старше двадцати, казался малоинтересным липким «папиком». Хотя кое-какие девочки постарше ходили на танцплощадку именно для того, чтобы подцепить брюхатого буржуя для своего интереса. Понятно, что интерес в таких случаях возникал обоюдный.

Я догадывалась, что существует и этот мир, где есть свои правила и законы. Некоторых моих старших подруг этот мир притягивал. Меня же он пугал, и я была занята собой.

— Я хочу быть топ-моделью, — сообщила после того давнего возвращения из Галенджика, где впервые увидела показ мод.

— Похвально, — улыбнулась мама. — Но для этого надо расти и учиться.

— Я же учусь? — удивилась.

Мама рассмеялась и сказала, для того, чтобы стать хорошей манекенщицей мне нужно, во-первых, подрасти хотя бы до шестнадцати лет, во-вторых, заняться художественной гимнастикой, а не разбивать ноги в секции тэквондо, в-третьих, ходить в музыкальную школу, в-четвертых, слушаться бабушку.

— Тэквондо — это святое, — запротестовал папа, который, собственно, меня туда и отвел в мои девять лет.

— Руки-ноги ломать — это святое дело?

— Пусть учиться себя защищать, — не уступал отец. — В жизни пригодится.

— Ну не знаю, — сдалась мама. — Все-таки она девочка.

— Тем более, — со значением проговорил папа. — Пусть будет разносторонним человеком.

И на этом спор закончился: пришлось мне не только расти, но и бегать на тренировки восточного единоборства, ходить на занятия по художественной гимнастике, посещать музыкальную школу, покупать журналы мод, плавать в море до глубокой осени и слушаться бабушку.

Словом, к своим шестнадцати я имела рост 1,81 см., натренированное тело, развитый музыкальный слух, добрые отношения с бабулей и оптимистическое восприятие мира. Сверстники хороводились вокруг меня, включая братьев Крючковых, да я настолько была занята воспитанием себя, что принимала их постольку поскольку. В отличие от Верки Солодко, которая иногда секретничала со мной, рассказывая о своих похождениях в плавнях с дивнаморскими пацанами. Ее рассказы воспринимались, как небылицы. Я была уверена, что подруга больше врет, чем говорит правду, таким образом, пытается утвердиться, считая меня целомудренной задавакой и дурочкой.

Правда, однажды я не выдержала и решила посетить мир, где, как уверяла подруга, очень интересно. И что же? Выпускники школы дули местное вино у костра, курили и рассказывали похабные анекдотцы, а разрисованные малолетки хихикали, как кикиморочки, и со всех сил делали вид, что они счастливы. Южный темперамент бил через край и, перепившись, мальчики начинали тискать девочек. Те деланно отбивались. Диалог был примерно такого содержания: «Ну ты чево?» «А ты чево?» «А чо — ничо!», «И я ничо»… Потом некоторые пары падали на песок… и ничего. По той причине, что кавалер засыпал беспробудным пьяным сном, а барышню тошнило на него от неумеренного курения и пития…

Когда вернулась домой под утро, то чуткая бабушка уловила запах сигаретного дыма и вина, и папа с мамой пристроили мне допрос с пристрастием. Отца я никогда таким не видел, он побелел, как полотно, решив, что его дочка низко пала. Мама была более сдержана. Как я поняла, для отцов честь дочери — это как стяг боевого корабля, а для матерей — это дело житейское.

— Всё! К доктору! — Кричал папа. — И если что-то… я всех твоих дружков пересажаю! И особенно Крючковых!

— При чем тут Крючковы? — смеялась я.

— Они шпана!..

— Прекрати, — требовала мама. — Еще ночь, какой доктор?

— Нет-нет, ты посмотри на нее, она смеется, шлюха! И-и-издевается…

Мне было жалко отца — создавалось такое впечатление, что он потерял смысл жизни. И голову. Маме пришлось применить силу — она вытеснила его на кухню и провела там короткую профилактическую беседу. Потом вернулась в мою комнату, и мы поговорили… по душам.

О чем может говорить мать с дочерью? Думаю, противоположному полу об этом знать необязательно. Главное, мама мне поверила, и мы договорились, что я девочка взрослая и буду крепко думать о своем будущем.

— Или будешь сидеть здесь в железной палатке и торговать водкой, или поедешь в Москву. Выбирай, Маша.

Естественно, я выбрала «Москву», и два года вела себя, словно ангел в байковых облаках.

Правда, братья Крючковы говорили про меня всякие гадости, впрочем, они говорили эти пакости обо всех девчонках, и однажды за это поплатились. Может, они расплатились за что-то другое, но случилось то, что случилось: братья упились на пляже до такой степени, что бросились купаться в шторм и не вернулись. Море не любит пьяных и наглых.

Утром рыбаки нашли Пашу-Сашу на берегу — они лежали на песку, словно закоченевшие, прижимая крючковатые руки к груди. По цвету были неприятно синеватые. А на молоденьких умытых лицах — удивление, будто они увидели на дне, мутном от шторма, то, что неведомо пока нам, живым.

Их хоронили всем городком, многие девочки плакали, на могиле говорили хорошие слова, а я вспомнила тот давний солнечный день, когда уезжала в Геленджик и когда мы с Веркой Солодко хоронили в землю за сарайчиком выдранные белобрысые чубчики братьев и подумала, возможно, в их смерти и моя вина. Но в чем она, эта вина?

Потом жизнь вернулась в привычную колею — праздничную, шумную и веселую. И казалось, что так будет продолжаться вечно.

Тот субботний летний вечер начинался как обычно: сначала многие девчонки, чтобы разнообразить свои наряды, обменялись на вечер кое-какими вещичками — от браслетиков, цепочек, колечек до топиков, юбочек, джинсиков, потом мы собрались в сиреневых сумерках двора, и оживленной щебечущей стаей устремились на побережье, где вовсю факелил праздник.

К этому вечеру у меня уже был готов черный брючный костюм с бахромой эдакий винегрет из собственных капризов и фантазий бесчисленных журналов мод, которыми была завалена вся комната. Девчонки ахнули, увидев результат моей кропотливой работы.

— Роскошно, — не могла скрыть своего восхищения Верка.

— Ага, — подтвердили остальные, — высший класс.

Я была необыкновенна горда собой и верила, что теперь уж точно не останусь незамеченной.

«Принц» появился из ниоткуда, из ночи, из прекрасных сновидений. Был молод, атлетичен, улыбчив, как индийский киногерой, и весь в белом. Хлопчатобумажный летний костюм, батистовый платочек в кармашке и шелковая рубаха подчеркивали его бронзовый новоприобретенный загар. И главное глаза, словно брызги моря.

Заметив его, почувствовала себя, будто на качелях, которые взметнулись вверх, а потом резко пошли вниз. Сладостное предчувствие первой любви? Такого со мной никогда не происходило, и я прислушалась к новым ощущениям. Возникло впечатление, что свинцовая теплынь желания заполняет мои клетки. Мне захотелось, чтобы «принц» пригласил именно меня на медленный танец…