Аглая Отрада - Черный лебедь

Он ощущал одной ладонью гибкую, трепетно вздрагивающую спину, другой шелковистые волосы, и каждая секунда, дарящая блаженство объятий все глубже затягивала его в омут чувств.

Анна, непроизвольно разрешив себе хоть немного побыть слабой, залила слезами всю грудь Глеба. Хотя точно нельзя было сказать, каково было процентное соотношение слез и речной воды, не успевшей стечь или испариться. Потом осознав, что происходит, она попыталась отстраниться и подняла свои, полные алмазных слезинок, глаза, и произошло то, что неизбежно должно было произойти при таком опасно близком контакте. Безмолвный диалог взглядов – и короткое замыкание. Оба едва не вздрогнули, по их телам молнией пронеслись миллионы ярких искорок желания, которое словно оголило нервы и заставило сердца стучать набатом. Оба стояли на краю. Вмиг пересохшие губы, которые безумно хотели слиться с другими, еще такими незнакомыми, но невообразимо желанными. Дыхание сбилось …

Глеб, задыхаясь от обжигающего желания впиться в эти трогательно припухлые, находящиеся на расстоянии поцелуя губы, понял, что окончательно пропал.

«Нельзя», – слабо подал голос разум, который в таких случаях у большинства мужчин предпочитает в этот момент вообще взять больничный. Но его жалкий писк не был услышан, и Штольцев стремительно терял почву под ногами.

И коль разум не справился с возложенной миссией, последним бастионом стал внутренний голос, которому не чуждо было чувство юмора. Как спасательный круг, он бросил лозунг советских времен: «Сталевары! Ваша сила в плавках!» Аналогия была очевидна. Его жаждущая сила, благодаря плавкам, вернее их совершенно мокрому состоянию, удержалась в рамках приличий. Иначе пришлось бы жениться.

Больше не доверяя себе, он мягко отстранился и перевел взгляд, опять ступив на тонкий лед, на грудь девушки. Голос предательски сел, но Штольцев мужественно выполнил свою миссию.

– Ну вот, я вас совсем намочил! Давайте не будем плакать, а займемся приготовлением еды.

Привычная арифметика на этот раз не спасала. Отстраниться он смог, но окончательно выпустить из своих рук, потерять контакт было ох как трудно. Все доводы разума разбивались о гранит внутреннего убеждения в неслучайности этой встречи. Его тело отзывалось каждой клеточкой на прикосновение к этой девушке, словно какой-то точнейший камертон перенастроил весь его организм, доселе функционирующий, как часы. На определенные раздражители реагировал соответствующим образом.

Если женщина выгибается, как кошка, заводит руки за голову, призывно хохочет, показывая диаметр рта – это все включает базовые инстинкты в мужчине и, если женщина приятна, он начинает хотеть ее.

Сейчас же ни одного намека на сексуальность, а его уже почти трясет. И предельно понятно, что это не от того, что свежо. Он хотел ее. То, что случилось, не поддавалось осмыслению. Девушка, которую он должен охранять, от домогательств в том числе, желанна до судорог.

Произошел сбой в системе. Базовый инстинкт включился спонтанно, вопреки устоявшейся, выверенной схеме. Анна в свою очередь была потрясена. Невозможно было представить, что с ней может произойти такое. Она практически никогда не плакала. В случае огорчения, даже травмы, она стискивала зубы, никому не показывая боль или переживания. Это ее образ жизни. И вдруг все перевернулось. Словно гигантские песочные часы, бесстрастно и размеренно отсчитывавшие круговорот ее жизни, вдруг перевернулись и начали все с нуля. С совершенно новых ощущений, мыслей и желаний.

Руки этого мужчины, кажется, совершенно невинно гладившие ее, были такими чувственными и сильными, что она просто им доверилась. Как же она хотела, чтобы блаженство этих минут не кончалось! Не кончалось вопреки всем Нельзя. Анна вдруг осознала, что хочет доверять Глебу. Хочет хоть иногда быть слабой, чтобы почувствовать его защиту. Увидеть в его глазах ответы на все вопросы. В том числе и на тот единственный вопрос, который она не посмела задать даже себе.

Глеб, разжимая объятья, напоследок скользнул ладонями по обнаженным рукам девушки, чуть дольше приличного задержавшись на локтях. Щемящая нежность забралась в его душу, будто бездомный, изголодавшийся котенок, на минуту обласканный, а теперь трепещущий от страха, что его выбросят на улицу. И что теперь с этим делать, мужчина решительно не знал. «Что-что! Выделить коробку, миску и наказать, чтоб в тапки не гадил». И едва сдержав огорченный вздох, он повторил:

– Пойдемте, обед соорудим. Вы когда-нибудь готовили что-нибудь своими руками?

Анна смущенно улыбнулась:

– Мои руки только в танце хороши. А что касается быта.., – она знала, как говорят о таких не приспособленных к домашнему хозяйству руках. Однако ж не озвучивать это вслух… и она добавила: – Они у меня из тазобедренных суставов растут.

Глеб изумленно посмотрел на нее – она еще и шутить умеет – и слегка усмехнувшись, сказал:

– Ну, пойдемте, попробуем приспособить ваши руки к более приземленной деятельности. Я вам нож могу доверить? Только аккуратней с пальцами. Аптечка, конечно, есть, но не хотелось бы видеть вашу кровь еще раз.

А внутренний вирус вредности многозначительно помолчав, изрек: «Ага! А у самого аж ручонки тряслись, когда рану обрабатывал и перевязывал…так на нежность пробивало…»

Глеб нахмурился. Действительно, девушка была удивительной. И невозможно уже было думать по-прежнему, чувствовать по-прежнему да и жить по-прежнему. Потеряло прочность убеждение насчет современных пионерок, поколения потребительниц и пустышек, которые сбиваются в стайки, обсуждают модные журналы, гоняются за брендами, рисуют угрожающе насупленные брови, при виде которых сразу сказка «Морозко» вспоминается и Марфушенька –душенька. А если подумать…И чего это он на современных ополчился? Эдакие марфушеньки были во все времена.

И зачем далеко ходить? Его Нина…хоть и не пионерка… Никогда не работала, от двух мужей получила хорошие отступные. Нет, чтобы женщина имела возможность посвящать время себе, он только За. Но кроме салонов, светских тусовок, должна же быть какая-то самореализация? Точка приложения способностей?

Хотя, видимо, он уже настолько увлекся Анной, что начинает свою подругу рассматривать через кривое зеркало. А это непорядочно. Она умна, начитанна, водит дружбу с творческой богемой, разбирается в искусстве. И к тому же Нина прекрасно готовит. Восхитительно. Он перевел взгляд на Анну: она старательно, неуклюже, с воодушевленным лицом, будто на конкурсе « Юный поваренок» кромсала огурцы. Нина. А с чего он решил, что она прекрасно готовит? Мозг, получив новую задачу, начал быстренько обрабатывать имевшуюся информацию. К его приезду еда была уже в стадии «с пылу, с жару». Нигде – следов приготовления – ни грязной посуды, ни отходов. И сама она активная, не измученная стоянием у плиты. Хотя она и не говорила, что это сама приготовила. В ответ на его «Ммм, вкуснятина» она просто кокетливо улыбалась. Да, собственно, ему и неважно было – главное – его ждали.