Андрей Константинов - Умельцы

Много лет я приземлял разных ребятишек. Иногда я даже сочувствовал кому-то из них…

Обстоятельства иногда так складываются — мама не горюй! Мне доводилось даже выводить человека из-под уголовного преследования, хотя формально он был преступник, и я — мент — обязан был его закрыть. Отмазывая его от тюрьмы, я сам совершал преступление, но я спокойно на это шел и совесть моя чиста. Но тебя, Саша Трубников-Матвеев, я подведу к воротам «Крестов». И совесть моя будет чиста. Как там у Вознесенского?

При всем моем уважении к Вознесенскому, я думаю, что нужен и палач. Для некоторых характерных мальчиков нужен палач. И строчка в газете «…приговор приведен в исполнение». Расстрел, господа гуманисты, это не наказание. Это защита. Защита человека. Недаром же в послереволюционные годы расстрел именовался «Высшей мерой социальной защиты». И каждая сволочь должна помнить, что за убийство положена пуля… Вот это и есть гуманизм.

…Лена перешла на мою сторону улицы, вошла под арку. Спустя несколько секунд туда же вошел и я. Лены под аркой уже не было. А в глубине замкнутого четырехугольника двора хлопнула дверь подъезда. Теперь — быстро! Из шести подъездов интерес могли представлять только два ближних. До остальных Лена просто не успела бы дойти. Я наугад сунулся в правый подъезд. Угадал. Металлические набойки каблуков стукали по бетону на втором этаже… цок-цок-цок… третий этаж. Определенно — третий. Остановилась. Шорох встряхиваемого зонта. Звяк ключей… Я даже не особо вслушивался. Встряхнув зонт, Лена облегчила мне работу.

Когда дверь закрылась, я не спеша поднялся на третий этаж, посмотрел на веер мелких брызг перед дверью квартиры номер одиннадцать. Вполне возможно, что за этой дверью живет мой ненаглядный «Саша Т.».

В квартире номер одиннадцать была прописана Иващенко Татьяна Сергеевна, тысяча девятьсот пятьдесят второго года рождения. По квартире легко установили телефончик, и спустя всего час Петрухин позвонил.

— Але, — отозвался мужской голос… Голос «Саши Т.»?

— Будьте добры Татьяну Сергеевну, — попросил Петрухин.

— Она не живет здесь, — ответил голос.

— А вы, простите, муж?

— Если вы по объявлению…

— Да, да, именно по объявлению.

— Опоздали. Квартира уже сдана. Больше не звоните, — сказал мужчина и положил трубку. Петрухин засмеялся.

— Больше, Саша, я не буду звонить. Я в гости к тебе приду.

На стекла грузового отсека «фольксвагена» нанесли тонировку. Купцов достал с антресолей и принес два старых шезлонга, и партнеры устроились в просторном отсеке с комфортом: в шезлонгах и с термосом. Оставалось дождаться Сашу.

В «фольксвагене» просидели до вечера. С комфортом. Ни Матвеев, ни Лена не появились… нормальная засада.

— Ерунда все это, — сказал Петрухин. — Нужно идти в квартиру и брать его там. Так мы здесь до морковкина заговенья сидеть можем.

— Он посторонним не откроет, — сказал Купцов.

— А участковому откроет?

— Участковому откроет… может быть. А ты что, знаешь тутошнего околоточного?

— Нет, конечно… Но ведь и они, Саша с Леной, тоже его не знают. Логично? Купцов хмыкнул, покачал головой:

— Авантюрист ты, Димка.

— Есть маленько.

…Форму Петрухин не надевал лет пять. С того самого случая, когда получал наградные именные часы из рук начальника ГУВД. Думал, что может не влезть в китель. Но оказалось — в самый раз. «Корочки» купили в ларьке возле метро. Снаружи они выглядели убедительно.

— «Раз пошли на дело, выпить захотелось… мы зашли в шикарный ресторан», — фальшиво насвистывал Петрухин, поднимаясь по лестнице к квартире номер одиннадцать. Купцов морщился, но молчал…

Авантюра! Классическая авантюра. Рассчитанная в основном на наглость, на натиск, на ОПЫТ… Площадка. Дверь. Глазок. Неяркий свет лампочки. За дверью — кассирша из павильона игровых автоматов, Саша Т. и укороченное помповое ружье, которым Саша Т. пользуется без колебаний. На близкой дистанции картечь дырявит не хуже автомата. Петрухин посмотрел на Купцова. Купцов — на Петрухина… В принципе, можно плюнуть на эту дурную затею, повернуться и уйти. Вызвать наряд. Позвонить в убойный отдел. Пусть решают вопрос. Можно… но нельзя.

— Он сказал: па-а-а-ехали! — тихонько произнес Петрухин и одернул китель. Потом нажал кнопку звонка. Раз, другой, третий — требовательно. Властно. Двойная дверь глушила звук, «треньк» звонка был почти не слышен.

Спустя секунд пятнадцать послышался звук отпираемой внутренней двери, короткий звяк цепочки. Петрухин подмигнул Купцову.

— Кто? — раздался голос Лены.

— Милиция, — ответил Петрухин. — Откройте.

— В чем дело? — спросила Лена. — Мы не вызывали.

— Вы, гражданка, откройте.

— Зачем?

— Иващенко, открывайте. Мы ищем сбежавшего с «химии» Иващенко Василия Петровича. Есть оперативная информация, что он скрывается у вас.

— Нет у нас никакого Василия Петровича. Бред какой-то.

— Тем более… чего вам бояться?

— Я не открою. Может, вы бандиты?

Петрухин хмыкнул, продемонстрировал дверному глазку «удостоверение». Сначала в закрытом, потом в раскрытом виде. Все равно через глазок ни черта не разглядишь.

— Уголовный розыск, — сказал он уверенно. В этом деле главное — держаться уверенно, с напором. — Уголовный розыск. Лучше открывайте и передайте своему химику, чтобы не дурил.

— Нет у нас никакого «химика», — сказала из-за двери Лена.

— Мы обязаны проверить… Бегают, понимаешь, идиоты, срок себе накручивают. За дверью было тихо. Очень ТИХО.

— …срок себе накручивают. А мы мотайся по ночам. Время — десять уже. Пора водку дома пить, а не за уродами беглыми шляться. Открывайте, открывайте, некогда нам. Баиньки давно пора.

— Я не открою.

— Слышь, подруга! Ты форме не веришь, ты удостоверению не веришь… Звони в милицию, кричи: дверь ломают! Убивают, грабят, насилуют. Они быстро приедут.

По опыту Петрухин знал, что такой аргумент действует безотказно. Никакой грабитель не предложит жертве вызвать милицию. Картинка-то простая. Милиция ищет беглого. Но произошла накладка, и никакого беглого в квартире нет… Добропорядочный обыватель в такой ситуации открывает дверь. Не очень охотно, но открывает.

— Я не одета, — сказала Лена. — Подождите.

Партнерам стало ясно: решила посоветоваться с Сашей. Навряд ли она знала что-нибудь о его художествах. Останавливало Лену только то, что живут они в чужой квартире без прописки. Скорее всего, только это. Хотя… как знать?