Марина Белова - Счастливый билет неудачника

– Позвоню. Только не рано ли?

– Мне звонить не рано, а людям, которые, поди, и не ложились, рано? Звони! А я за тобой в половине десятого заеду – будь готова.

Я перешла с телефонной трубкой на кухню. Клацнула кнопкой электрочайника, бросила в чашку пакетик чая и села за стол в ожидании, когда вода в чайнике закипит. Раздался знакомый щелчок – я плеснула в чашку кипяток. Звонить Татьяне я не торопилась.

С чего я начну разговор? Спрошу, как дела, долго ли гостьи сидели, как будто я ни о чем не знаю? Татьяна заплачет. Потом запричитаю я. Выражу ей свои соболезнования. По телефону? Вряд ли я смогу ее утешить с другого конца провода.

Нет, мне надо ехать к ней. Она там одна, со своей бедой. Ей даже выплакаться некому в жилетку. Все, решено – еду. Алине позвоню от Татьяны, пусть тоже едет к ней.

Я не стала будить Олега и Аню – лишние расспросы сейчас были ни к чему, – написала записку: «Когда буду, не знаю. Звоните на мобильный» – и подложила ее под чашку с так и не выпитым чаем.

Такси приехало мгновенно – через пятнадцать минут я уже входила в подъезд Татьяниного дома, из которого меньше чем двенадцать часов назад выходил живой и здоровый Рогожкин.

Я вбежала на третий этаж, поднесла руку к звонку и замерла. «Одну секунду, только приду в себя и позвоню». Сердце от волнения и быстрой ходьбы норовило выпрыгнуть из груди. «Сейчас, сейчас отдышусь», – объясняла я свою медлительность. На самом же деле я боялась увидеть зареванное лицо Карасевой, боялась первых слов, которые должна буду сказать: «Прими мои соболезнования».

Внизу хлопнула дверь в подъезд. Я услышала топот каблучков, стремительно поднимающихся вверх.

– А ты что тут делаешь? – окликнула меня Алина.

– А ты?

– Да я подумала, съезжу сначала к Татьяне, а потом поеду за тобой.

– И я подумала, что человеку реальная помощь нужна, а не телефонные соболезнования.

– В дверь звонила?

– Нет.

– Звони!

– Кажется, дверь открыта, – увидела я луч света, пробивающийся сквозь узкую щель неплотно закрытой двери.

– Все правильно, когда покойник в доме, дверь не закрывают, чтобы людям дать возможность проститься с усопшим, – авторитетно заявила Алина и сделала шаг вперед. – Пошли.

Она горестно вздохнула и перекрестилась, перешагнув порог. Я последовала ее примеру.

– Тань, ты где? – позвала Алина.

Татьяна находилась в прострации. Она не плакала, не рвала на себе волосы – а просто сидела на диване и тупо таращилась в стену. Стол, за которым недавно веселились, был вынесен. О вчерашнем застолье напоминал лишь стойкий запах алкогольных паров и солений. Татьяне следовало бы открыть форточку, чтобы проветрить комнату, но она почему-то этого не сделала. Зеркала, телевизор и стеклянные дверцы румынской мебельной стенки были завешаны кусками черного сатина. Черная ажурная косынка покрывала русые Танины волосы. От обилия в комнате черного цвета мне стало немного жутко. Тень смерти витала в квартире Карасевой.

– Таня, прими наши соболезнования, – единственное, что я смогла выдавить из себя. Все слова в эту минуту мне казались неискренними и бессмысленными.

Татьяна не ответила. Она вроде бы и не видела нас.

Алина подошла к окну, чтобы распахнуть форточку.

– Не трогай, – устало отозвалась Карасева. – Сказали не устраивать сквозняк.

– Почему, дышать ведь нечем?

– Чтобы покойник не посинел, – голосом автомата объяснила Татьяна.

– А… – я хотела спросить, где покойник. В комнате его не было. Но язык у меня так и не повернулся произнести это слово. – Где Дима? – преодолев ком в горле спросила я.

– В морге. Домой его привезут уже в гробу.

– Так… – многозначительно протянула Алина и взглядом приказала мне выйти.

В кухне был полный порядок. Наверное, сестры постарались. Перемытые тарелки стояли в ровных стопках: мелкие с мелкими, большие с большими. На столе – натертые до блеска хрустальные рюмки и бокалы.

– Надо бы посуду в шкаф перенести, – предложила Алина.

– Надо Татьяну спросить, что же вчера произошло.

– А разве ты не видишь, в каком она сейчас состоянии? Как каменное изваяние. Нет, ледяное. Надо ее хоть чаем напоить. И ведь не плачет. А надо бы. Надо…

Алина включила электрочайник, маленький, на пол-литра. У Татьяны все кастрюли и емкости были мелкими. Они жили вдвоем, и им хватало. На случай прихода гостей имелся обычный трехлитровый чайник, но пользовались им редко, от силы два раза в год. Когда вода в чайнике закипела, Алина заварила в чашке чай. С парящим чаем и вазой с печеньем мы вернулись в комнату. Татьяну застали в той же позе, в какой она пребывала в момент нашего появления в квартире.

– Таня, выпей чаю, – ласково попросила я.

Она словно зомби взяла из моих рук чашку. Глотнула кипяток – обожглась, и слезы градом покатились из ее глаз. Алина выхватила у нее чашку, чтобы она ненароком не выплеснула на себя горячий чай.

– Вот и хорошо, – словно перед дней маленькая девочка, быстро заговорила Алина. – Ты поплачь, поплачь. Нельзя в себе горе держать. Тебе разрядиться нужно. Слезы как валерьянка. Поплачешь – и боль отступит.

– Девочки, а вы знали, что Дима в понедельник родился? – сквозь слезы спросила Татьяна. Тринадцатого, да еще в понедельник.

– Надо же! – искренне удивилась Алина.

– Таня, это судьба.

– Таня, а что, собственно, случилось с Димой? Мне утром позвонили из полиции, попросили явиться в управление. Якобы я и Алина последние, кто видел Дмитрия живым.

Татьяна кивнула.

– Он не вернулся домой. Его нашли во дворе с проломленной головой. Говорят, смерть была мгновенная.

– А кто Диму убил, не знаешь?

Я толкнула Алину в бок. Если бы знали, кто убил Рогожкина, нас бы Воронков к себе не вызывал.

«Кстати, о Воронкове, – я посмотрела на часы. – Половина десятого – пора ехать в управление».

– Алина, – я показала взглядом на часы, потом на дверь. – Нам пора.

– Танюша, прости. Нас вызывают в полицию для дачи показаний, – Алина развела руками, мол, мы бы и рады еще посидеть, но нельзя, время не терпит.

– Вы простите меня. Это все они – родственнички. Я не хотела говорить, что Димка пошел вас провожать, а Василий, муж Ольги, все выложил полицейским, как будто его кто-то за язык дергал, – смущенно призналась Татьяна и виновато посмотрела на нас.

– Этого еще не хватало! Чтобы ты у нас прощения просила! – воскликнула Алина. – Это я себе никогда не прощу, что Дмитрию позволила нас проводить.

– Видно, судьба у него такая, – произнесла Татьяна, приложив платок к глазам.

К Воронкову мы опоздали на пятнадцать минут. Дорожная служба взялась вдруг ремонтировать участок дороги, и как раз на нашем пути к управлению полиции образовалась пробка. Чтобы не стоять в потоке машин, пришлось объезжать по соседней улице. Пока Алина искала место для парковки, пока спорила с еще одним претендентом на место – всем вдруг приспичило посетить городское управление полиции, – пятнадцать минут и пролетело.