Катя Чудакова - Белоснежка и семь клонов

– Неужели ты думаешь, что он мог на это пойти? – такой поворот не совсем укладывался в Алинину схему.

– Когда я уже приехала в Германию в семью Хольцев, то поняла: эти люди, с виду интеллигентные и добропорядочные, в душе – корыстные, чванливые и бессердечные. Ты думаешь, почему у них в доме работают только иностранцы?

– Потому что они более сговорчивы в оплате труда, то есть им платить можно меньше…

– И это, конечно, тоже. Но больше всего, мне кажется, им греет душу сознание того, что они сами себе и окружающим подтверждают, что «неполноценные» иностранцы, люди «второго сорта» способны исключительно на работу в качестве обслуги.

– Ты говоришь серьезно? Это же… нацистская теория, которую похоронили шестьдесят лет назад.

– Тем не менее, находятся такие, кто в душе до сих пор считают себя представителями высшей расы.

– А как же тогда… Инес? В ней же течет и бразильская кровь…

– Дело в том, что Магдалена не знала об этом раньше, так же, как и о том, что ее муж – настоящий отец ребенка. В их планы входило усыновить ребенка, причем ей было важно – с немецкой кровью. Поскольку в Германии сделать это очень сложно, то они нашли простой выход – в Латинской Америке со времен Второй мировой войны живет много немецких поселенцев. И они подумали, что там найти «породистого» ребенка для усыновления будет проще. Но Юрген оказался хитрее. Он решил не просто взять чужого ребенка, а «сделать» своего. Вот так я и оказалась элементом его великих планов, в которых мне отводилась роль инкубатора.

– Неужели, Магдалена не догадывалась?

– Поначалу, думаю, – нет. Когда я неожиданно позвонила Юргену и потребовала ребенка обратно, он понял, что меня уже ничто не остановит, и предложил быть рядом с девочкой в качестве няни. Естественно, для Магдалены и всех окружающих это должно было выглядеть совершенно безобидно – я приезжаю в дом по программе «опэр» для совершенствования немецкого языка, что абсолютно нормально – я ведь студентка и изучаю лингвистику. После того, как я уже прибыла к ним в дом, как ни старалась скрыть свои чувства к Инес, мне очень сложно было это сделать. Тем более что полное равнодушие к малышке со стороны Магдалены, и даже я бы сказала – раздражение, сильно контрастировали с моим отношением. И с отношением Юргена. Как отец он оказался удивительно заботливым и любящим. Он обожает девочку. И это для Магдалены тоже стало своеобразным раздражителем, а затем – и предметом ревностной подозрительности.

– Ничего удивительного, что после твоего бегства с Инес у Юргена был сердечный приступ…

– У него был сердечный приступ? – злорадно раздувая ноздри переспросила Лучана. – Поделом этому подонку и убийце!

– Убийце? – это заявление неожиданно спутало всю логически выстроенную уже Алиной цепочку.

– Да, убийце! А кто, ты думаешь, убил русского садовника?

– Ты видела, что он убил Коновалова? – почти закричала Алина.

– Он был в доме сразу после убийства. Кто же еще мог убить садовника? Не старик профессор, во всяком случае… А больше в это время в доме никого не было.

– А фрау Петерсен, домработница? Она ведь работает целый день…

– Она вечером уезжает к себе, в доме не ночует. А все это произошло поздно вечером.

– А сам Коновалов? Что он в такое время делал в доме? Работать в саду в темноте нет смысла…

– Он возился в гараже… А почему в такое время – не знаю… Я с ним вообще практически не контактировала – не было точек соприкосновения. К тому же, он не был похож на любителя потрепаться просто так. Сколько его видела – он возился в саду… Да! И еще любопытная деталь – я слышала, как он разговаривал со старым профессором по-русски! Меня это очень удивило, но я, конечно, не стала спрашивать – не мое дело. А потом фрау Петерсен как-то в разговоре вспомнила, что профессор во время войны попал в русский плен и был там несколько лет.

– А что, фрау Петерсен так хорошо знает эту семью?

– Насколько я слышала, она в доме уже давно, и главная ее забота – старик профессор. Она сама датчанка, как попала в Германию – не знаю. Она возится со стариком, как с ребенком. Думаю, что только благодаря ей он в столь почтенном возрасте остается в своем доме, а не переезжает в дом престарелых. Он ведь передвигается только на инвалидной коляске и без посторонней помощи совсем не может обходиться.

– А часто ты видела, как общаются Коновалов и старый профессор?

– Не могу сказать… Я ведь больше бывала в комнате Инес или в столовой, а у профессора как бы отдельное жилище. У него даже есть свой вход в дом с обратной стороны. Так что он мог жить автономно. Наверняка, он так и жил, пока мог самостоятельно передвигаться. Но с помощью фрау Петерсен он сохранил относительную независимость и сейчас, поэтому в той части дома, где живут Юрген, Магдалена и Инес, он не появляется. Даже можно подумать, что они вообще посторонние люди. А ведь фактически хозяин дома – он.

– После его смерти дом отойдет к приемному сыну – Юргену, не так ли? Ведь других наследников у старика как будто бы нет? – Алине не терпелось сложить воедино все имеющиеся факты. Вырисовывалась совершенно четкая картина: Юргену каким-то образом стало известно, что у него имеется конкурент на получение наследства – родной сын профессор Бауэра, о существовании которого тот не подозревал раньше. Но как он мог это узнать, если даже тест на отцовство никто в глаза не видел? Кому бы ни с того ни с сего пришла мысль заподозрить в родстве именитого немецкого профессора и эмигрировавшего из России садовника, пусть даже и с дипломом врача?

Алина обратила внимание, что Лучана посматривает на часы, и поинтересовалась:

– Ты хотела еще чем-то заняться, а я тебя отвлекаю разговорами? Сама понимаешь, дело лучше не затягивать. Если Юрген – убийца, то надо сообщить в полицию, чтобы его задержали. Он уехал позавчера из дома. Может, он просто решил скрываться, заподозрив, что его обвинят в убийстве Коновалова?

– Извини, но могу я тебя попросить дать что-нибудь покушать для Инес? Сейчас как раз время, когда она привыкла обедать…

– Это ты меня извини! – спохватилась Алина. – Я когда начинаю погружаться в какие-то дела, совершенно забываю о еде. Иногда это полезно – для фигуры. Конечно, ребенку давно пора кушать! У меня есть готовое детское питание, или Инес предпочитает что-то домашнее?

– Спасибо, готовое питание вполне сгодится.

Алина открыла шкаф, в котором был представлен полный ассортимент имеющихся в продаже сортов и видов детского питания:

– Некоторые считают, что готовое питание – для ленивых мам, но мне все равно. Мой Михаэль любит еду из баночек, поэтому я не усложняю жизнь ни ему, ни себе.

Лучана выбрала баночку овощей с индюшатиной и поставила ее разогреваться в микроволновую печь.