Василий Моисеев - Золотая мафия

Детектив вспомнил про бумаги. Взял их со стола, перелистал, то ли выбирая самые важные, то ли освежая в памяти нужные моменты, и со вздохом положил на прежнее место. Алексей насторожился. Кажется, коллега готов был спасовать. Невиданный случай. Даже Ломоть не сразу поверил в такую благосклонность судьбы, ведь цена спора не деньги, не магарыч, а два года тюремной жизни. Очень даже не хило, еще пару таких допросов, и никакой суд не страшен. Кажется, фортуна поворачивается к нему личиком, кажется, Ломоть ей приглянулся.

Широкая ладонь детектива снова легла на стопку бумаг. Тяжело легла, будто придавила. И взгляд тоже стал какой-то тяжелый, ишь, как пристально смотрит, прямо буравит, так и норовит насквозь пронизать. Нелегко, видать, признавать свой проигрыш, тем более в присутствии Лешего. Или замыслил что?

– На сегодня все, – решил детектив и усмехнулся: – Повидались, пообщались – и хватит. Хорошего понемногу. Завтра продолжим. С адвокатом.

Его решение не понравилось обоим собеседникам. Убоповцу не понравилось самовольство коллеги, решившего по своему единоличному велению-хотению отложить важное оперативно-следственное мероприятие. Если работать такими темпами, то сутенер своими познаниями сможет поделиться не раньше Нового года, когда дело вообще можно будет закрыть за давностью срока. Ломтю решение детектива в принципе-то пришлось по душе, о переносе допроса он не возражал, но резанул слух голос, которым сыщик упомянул про адвоката. Ироничный был голос, насмешливый, вызывающий какой-то. Таких посторонних ноток в голосе сыщика никогда прежде не звучало. Гребаный детектив действительно что-то замыслил против беззащитного Ломтя. И какая только нелегкая вынесла этого мудака на его бедную голову. Леший, правда, тоже не подарок, тоже больной на полголовы, но с ним проще, с ним, если уж ситуация совсем прижмет, можно рискнуть и побазарить как с земляком, а с рязанцем лишнего слова не обронишь. Этот малый вообще больной на всю голову, хрен его знает, как отреагирует на дельное предложение.

Детектив поднялся с дивана, повернулся к окну. Его сердцу весенняя улица была куда милей и приятней, чем общение с сутенером, и детектив этого не скрывал. Ломоть даже обиделся, хотя быстро успокоился. Может, из окна рязанского кабинета открывается вид не на улицу, а на какой-нибудь замусоренный двор с покосившимся деревянным туалетом. Вот сыщик и не стерпел, не устоял перед касимовскими красотами. Пусть полюбуется, пусть подышит пьянящим воздухом, может, подобреет немного.

– Да, кстати…

Детектив неожиданно обернулся, и по его виду Ломоть сразу догадался, что пьянящий касимовский воздух действительно оказал на рязанца воздействие. Особенно на память. Это точно. Что он там вспомнил? Вряд ли что-нибудь хорошее. Ломоть напрягся, настраиваясь на самый худший и неприятный для себя вариант. Об окончании допроса он уже не думал. Это было бы слишком просто и слишком хорошо для него.

– Чуть не забыл, – детектив хлопнул себя по лбу, – ты ведь о поездке во Владимир спрашивал. Значит, тебе непонятно, какая связь между расправой с Хворостом и твоим отказом от адвоката?

Ломоть вздернул плечи. Если по большому счету, ему до лампочки какие-то связи между реальным моментом и событиями двухнедельной давности, ему вообще глубоко плевать на любые связи, даже сексуальные, а на упоминание детектива о командировке он откликнулся чисто интуитивно, по инерции. Вышло действительно неудачно, глупо, но мало ли что можно брякнуть в кабинете убоповца, тем более на перекрестном допросе. На его месте любой может растеряться.

Ломоть пожал плечами. Пояснил нехотя:

– Ты сам упомянул про поездку. Я бы не спросил, мне это абсолютно без разницы. И ребятам тоже.

Сутенер имел в виду Хвороста и погибших вместе с ним двоих своих корешей. Тот жуткий случай начал уже сглаживаться в памяти, не отзываться в груди такой резкой болью, как в первые дни, а мент снова разбередил рану.

Стопка бумаг снова перекочевала в руки детектива. Ковалев вытащил один листок, положил его для лучшей видимости поверх остальных и терпеливо и доходчиво, как школьный учитель, пояснил:

– Это материал владимирских следователей. Скажу честно, материал небогатый, но кое-какие зацепки содержит. Главная ценность этой бумажки в том, что она подтверждает нашу догадку по поводу владимирской трагедии, нашу версию. Все сходится, Ломоть. Все улики против тебя.

Лицо Ломтя искривилось, став снова похожим на ужимку клоуна. Однако возмущаться сутенер не стал, разумно решив, что без адвоката с ментами все-таки не стоит базарить. Так будет лучше. Пусть менты посудачат между собой, поделятся умными мыслями, а он послушает. Выдержки у него хватит.

– В этой бумажке значится, что 3 мая жители небольшой владимирской деревеньки Мухино имели счастье видеть «жигуль» с рязанскими номерами, – официальным голосом поведал детектив, будто забыв про договоренность насчет адвоката. – Не припоминаешь такую деревеньку, Ломоть?

Ломоть лишь хмыкнул. У него не резиновая память, и он не штабист, чтобы держать в голове карту Владимирской области. Вместо ответа Ломоть наградил укоряющим взглядом своего земляка, вот, мол, Иваныч, как некрасиво себя ведут твои друзья-коллеги. Несолидно себя ведут. Сам ведь напросился на спор, позорно проиграл, прилюдно причем, и после всего этого начинает выделываться. Забыл, что долг платежом красен. Или у ментов не принято платить долги?

Черенков шмыгнул носом и ничего не сказал. Он с самого начала не был сторонником спора, а теперь подавно вмешиваться не будет и останется в стороне. Разбирайтесь, как хотите. Премудрый убоповец оставлял своего беззащитного земляка один на один с рязанским детективом, на стороне которого закон, прокуратура, чуть ли не все МВД и, если понадобится, армейские подразделения с танками и авиацией. Вся военная и правоохранительная машина государства Российского готова обрушиться на бедного Ломтя, дай бог выдержать, не сломаться. Надо молчать.

Похоже, Вадим понял замысел сутенера придерживаться «партизанской» тактики и продолжал:

– Деревня Мухино находится примерно на полпути от автосервиса, где ты ремонтировал машину, и местом расправы с группой Хвороста. Это если ехать не через Железногорск, а через Купальск. Дорога через Купальск, правда, на семьдесят километров длиннее, лишний час езды. Короче, этим маршрутом ехать нецелесообразно. Однако ты избрал дальнюю дорожку, Ломоть, даже несмотря на то, что опаздывал на встречу. Из-за этого твои покойные дружки лишний час проторчали в кафе и на встречу уехали без тебя. Надеялись, правда, что догонишь, для чего нарисовали и оставили для тебя в кафе схему проезда. Они и в мыслях не представляли, что их корешу Ломтю место встречи давно известно. Не забыл, я говорил про схему? Можешь не говорить, без того вижу, что помнишь. Как забыть, если эта шпаргалка стала очень важной уликой. Роковая случайность, Ломоть, и тоже против тебя обернулась. Знал бы про бумажку, заехал на обратном пути, забрал бы, и дело с концом. Не знаю, как Алексей Иваныч, а я заподозрил тебя только благодаря этой шпаргалке. Но ты о ней не знал, ты о таком повороте просто не думал, поэтому и не забрал. Вот она, в папке лежит, и свидетельствует о твоем гнусном замысле. О предательстве, о жадности безграничной, о жестокости бесчеловечной. Это ж надо, а? Своих братков, своих корешей, своих соратников по делу подвести под автоматные очереди. А потом машиной по головам…