Наталия Новохатская - Гобелен с пастушкой Катей. Книга 8. Потерянная заря

– Ну и зачем? – загадочно высказался друг Отче Валя в конторе «Аргуса», куда я пришла доложиться на прощание перед отъездом. – Тебе, понятно, очень лестно, не успела приложить волшебную ручку к бытовой истории, как оно пошло-поехало вкривь и вкось, потом доехало до черт знает чего, фирменный знак прелестного дитятка. А мне, грешнику, зачем эти откровения, и главное, что с ними делать?

– Затем и приехала, – сдержанно отметила я, крутясь на своем бывшем стуле. – Прощаться могла по телефону, ни времени, ни сил нету, послезавтра отбываем с коляской в отдельном багаже и с мелким подмышкой. Что будем говорить Мельникам, или вообще никому ничего? Твои предложения?

– Без твоей утомительной помощи, голубка моя, – заявил Валентин. – Я бы давно сознался Мельникам, что ни пса не вышло, информации мало, и все такое прочее. Деньги плачены и освоены, всё, что в человеческих силах сделано, прошу прощения и снисхождения, мерси за внимание. Самому копаться в жуткой истории, выяснять, кто сбежал и кто умер – прошу меня уволить, это по твоей литературной части. Останься в городе хоть на пару недель, ты бы докопалась, я уверен, к большому сожалению заинтересованных лиц, но бодливой коровке пора на Страшный суд, что всех устраивает. Езжай с богом, а?

– Может быть, пересказать Татьяне адаптированный вариант? – предложила я. – И пускай решают сами, что делать с информацией.

– Только, пожалуйста, без меня, – проскрежетал бывший компаньон. – Ты уедешь, а они опять попросят поискать жениха со скотской фамилией где-нибудь в районе Северо-Западного морского прохода, станут плакать и умолять именем тетки Марты. Она так убивается и желает найти дочку, что отпишет дачу юго-азиатам на поток и разграбление. Если ты, невзирая на мои мольбы, сунешься к Мельникам, то предупреди, что я иссяк и никаких заданий не беру, пусть хоть озолотят! Ни в службу, ни в дружбу, никаким иным способом. Даешь слово?

– Какое тебе подойдет, милый Валя? – спросила я. – Пионерское, дворянское, или поклясться здоровьем мамы? Она, бывало дело, брала с меня в крайних случаях, когда остальные уговоры не действовали.

– И ты её каждый раз сдавала вместе со здоровьем, надо думать? – не удержался Валька.

– Всё ты знаешь, коварный искуситель, – пожаловалась я. – Но как видишь, на последствия не повлияло. Мария Феликсовна, тьфу, тьфу, тьфу – как огурчик!

– Заоблачная логика, надо признать, – сообщил Валентин. – Ладно, говори Мельникам, что хочешь, но предупреди, что я недоступен по множеству причин. Их можешь придумать…

– И что сказать-то? – с полной невинностью поинтересовалась я.

– Ах вот она зачем приехала по пути на Страшный суд? – театрально возопил друг Валя. – Мало того, что сдает меня Мельникам в который раз, так просит подсобить, сочинить байку на заявленном материале, чтобы ненасытная совесть задремала на оба глаза! Не то прорисованные дьяволы проткнут вилкой и скинут на сковородку за недонесение!

– Все не так страшно, дьяволов в квартире не нашлось, Миша обошелся, – успокоила я друга, затем попросила честь по чести. – Валя, пожалуйста, сделай последнее усилие, и я уеду со спокойной совестью.

– Какая может быть спокойная совесть в этом конкретном случае? – картинно удивился Валька. – Только у того, кто в полном неведении, как твои Мельники. И ты хочешь лишить подружку завидного преимущества? Хотя она сама виновата, принесла неразрешимый казус, на свою голову тоже. Даже мне, грешному, закаленному и мало причастному, неприятно, что девка умерла так глупо и ненужно потому, что все причастные проявили обычные людские слабости. Не более того… А каково им, причастным? И ты маешься дурью, смею заметить, не можешь уехать и забыть, хотя сам Бог велел.

– Ну тебя, Отче Валя, – напомнила я. – Я вовсе не за тем к тебе приехала, и думать предпочитаю, что Ольга Славич жива, но хочу донести мысль до родичей достаточно нежно. А там пусть разбираются с теткой Мартой, как захотят.

– А зачем? – повторил Валька глумливо. – Если они и так думают именно это?

Однако, долго ли коротко, мытьем и катаньем, я вынула из бедного друга примерный план разговора с Татьяной Захаровой, бывшей Мельник, и пригласила её на чашку чая в модное заведение на Чистых Прудах, заодно нежно попрощалась с заснеженными любимыми местами, зная, что увижу аллеи и пруд совсем не скоро.

– А вы в курсе, что твоя кузина Ольга была основательно беременна? – спросила я Татьяну, не успев пригубить черный, как деготь, кофе, сливок рестораторы не держали.

– Не может быть! – заявила Татьяна и с грохотом опустила свою чашку на блюдце. – Как это так!

– Натурально, как у всех, – заверила я. – Если ты интересуешься, кто сказал, то сама догадайся. Но не другая Ольга, а её муж Аврорский под строгим секретом. Потому что у бедняги нервный срыв на этой почве, а мы добавили.

– Не поняла, ой, теперь поняла, – сообщила Татьяна по ходу размышлений.

– И ваша тетя Маруся послала дочку на аборт без лишних разговоров, – продолжала я бесстрастно. – Но получилось плохо, пришлось везти в больницу, откуда Ольга потом сбежала с концами, а мамашу прокляла.

– Ой, это за гранью добра и зла, – Татьяна ответила машинально, наверное, от шока, затем спохватилась. – Извини, Катя, мы ничего этого не знали, не то никогда бы…

– Я думаю, – великодушно согласилась я, мы с Валькой вычислили правильную реакцию.

– И думать нечего, – не согласилась Татьяна. – Втянуть беременную, потом кормящую в такую историю? Да никогда! Какую карму надо иметь?

– Насчет кармы не в курсе, а вот с кормлением не вышло, – ответила я и посвятила Татьяну в медицинские подробности.

– Ты думаешь, что из-за этого? – пришла в ужас бедная Танечка. – Но мы не знали!

– Не валяй дурочку, Вороненок! – спохватилась я доверительно. – В огороде бузина, а в Киеве дядька, просто совпало, и вообще мы уезжаем за рубежи рисовать страшный Суд, я тебе говорила? Не исключаю, что кармические силы способствовали, за ударный труд и попутные страдания.

– Всё-то ты шутишь, – не одобрила Татьяна. – Во всяком случае мы приносим извинения, и мама с папой сто пудов не знали, ручаюсь.

– Теперь следующее, – я продолжала давить по периметру. – Валя, мой компаньон в «Аргусе», сыт розыском по горло и сказал, что пальцем не шевельнет в вашу сторону, если его дурят с самого начала и на каждом шагу. Можно надеяться, что его больше никто не побеспокоит? Потому что…

– Да ни за что на свете! – страстно уверила Татьяна. – Я только маме скажу, можно?

– Ради Бога, но обойдитесь с тетушкой Мартой милостиво, – зачем-то попросила я. – Ей и так не сладко пришлось, лучше посочувствуйте. «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется, и нам сочувствие дается, как нам дается благодать» – это цитата, Тютчев.