Наталия Новохатская - Гобелен с пастушкой Катей. Книга 8. Потерянная заря

– Я была у врача вчера, – проговорила Ольга.

– И что? – спросил Артем без паузы, сразу догадался, о чём она.

– Шесть недель, – поделилась Ольга. – Получила направление, зашла в ЗАГС.

– Направление в ЗАГС? – удивился Артем, ситуация запуталась прямо на ходу.

– Нет, в больницу на операцию, можно ждать месяц, но не больше, – ответила Ольга безо всяких чувств. – А в ЗАГСе сказали, что со справкой зарегистрируют через месяц после подачи заявления вне очереди, в будний день, без церемонии. С церемонией в общем порядке, через два месяца.

– И что? – повторил Артем, ничего другого не сказалось.

– Я тебя позвала, чтобы мы решили, – объяснила Ольга тем же механическим тоном.

– Как, прямо сейчас? – спросил Артем в некотором удивлении.

– А где? И когда? – сказала Ольга, повернулась к Артему, и в темных глазах появились слёзы, большие как две линзы, но не пролились, так и остались стоять.

Артем нарочно подгадал, чтобы матери не было, когда привел Ольгу к себе домой для разговора. Со встречи в парке прошла неделя, они виделись всего раз, у Киреевских просидели полчаса, потом отстояли смену у окон в метро, договорились, что надо встретиться для разговора не на ходу.

Всё остальное было мучительно неприятно. Артем хотел, чтобы Ольга приняла решение сама и объяснила, что так будет лучше для всех. Понятно, какое решение. Но не получилось, Ольга ждала каких-то слов, а он не знал, что надо говорить. Пришлось звать ее к себе и на своем поле объяснять, что их ждет в другом случае.

Они стояли у дверей в квартиру, когда Артем сказал скороговоркой, что матери дома нет, так будет спокойней. Ольга опять замерла, как тогда на скамейке в парке. Артем подумал, что она вспомнила первый и последний раз, когда он привел её к себе.

Мать открыла дверь и повернулась к ним спиной без «здравствуйте», потом на кухне, когда он уговорил познакомиться, мать сперва смотрела на Ольгу волком, потом слегка разговорившись, спросила, евреечка она или татарочка, и как её фамилия.

Ольга ответила, замкнувшись, что фамилия – Славич, папа из обрусевших сербов, а мамина семья – горские евреи, числились под непроизносимой грузинской фамилией, заканчивалось на «швили». Артем сам был немало удивлен, в компании вопросы «кто из каких будет» не поднимались вообще. Только Любаша с Вадиком не скрывали, что они оба евреи. Говорилось между делом, например, упоминался дед Наум Израилевич, как он приехал в Москву из местечка Лубны и поначалу растерялся, следовал анекдот.

Мать Артема была шокирована, что Славичи и «швили» сидят у неё за столом, будто так и надо, имела мнение, что Славичи на самом деле тоже евреи, и делилась догадками до полного посинения. Правда не при Ольге, с нею она обращалась без панибратства, но с опаской. Однако с Артемом обходилась как с больным на голову, разве что руками не разводила. Поэтому Артем считал, что Ольга в курсе их семейных обстоятельств, и дальнейших объяснений не требуется.

Тем вечером они пили чай на кухне, потом перешли к нему в комнату-коробочку, оклеенную рисунчатыми обоями под ткань. Ольге очень нравилось, она онять заметила: «как у тебя интересно», хотя была совершенно не в себе, ждала разговора.

Они уселись на диван, Артем обнял девушку, глянул в темное узкое окно, смотрящее в никуда, и сказал заготовленную фразу, ему одолжила опытная одноклассница из школы рабочей молодежи, взрослая девица Майя, медсестра без диплома, с ней он посоветовался.

– Я бы очень хотел любить тебя и ребенка, – начал Артем, но что говорить дальше, не знал, точнее, знал, но забыл, поэтому сказал. – Но…

Следующую попытку они предприняли неделей позже, когда Ольга переговорила с матерью и позвала Артема в новостройку на окраине. До этого он побывал у Ольги один раз, когда мать уезжала на выходные за город на свою дачу. Он спросил тогда, почему им нельзя на дачу, Ольга объяснила неохотно, что она просила ключи, а мать не дала.

Ольга сказалась тогда, что они собираются с другой Ольгой и еще будет несколько человек, и всё такое прочее. Мать ответила, что современные нравы она не одобряет, это раз. Во-вторых, что они устроят шумное сборище, и родственники будут недовольны, кроме того, что гости подожгут общий дом, потому что топить печку не умеют. Ольга отступилась и добавила, что без спроса не выйдет, потому что родные живут на своей половине до глубокой осени и доложат непременно, если увидят их вдвоем.

Тогда, в самом начале странствий по чужим домам, Артем был немало удивлен, увидев почти новую квартиру, хорошо обставленную, далеко не бедную, где у Ольги была большая отдельная комната. Он спросил, почему нельзя объяснить матери, что у дочки есть право приглашать друзей, тем более, что мать бывает дома не всегда. Ольга поморщилась, ответила, что мама – женщина своеобразная, к тому же отец недавно ушел, и Ольга, не хочет осложнять матери жизнь, она и так очень расстроена, можно понять.

На этот раз всё пошло кувырком с самого начала. Когда они подошли к дверям и позвонили, мать Ольги открывать не стала, сказала, чтобы подождали снаружи, потому что она не готова. Очень странно, наряжаться она, что ли, вздумала или накрывала для гостей стол? Но не важно. Они сели на площадке на подоконник и там пробыли чуть ли не час, вот это было мучительно. Ольга не вызнала у матери, какой ответ им готовят, та позвала, потом держала на лестнице.

Сидя на подоконнике между этажами, Артем мгновенно придумал план и стал высказывать, чтобы утешить Ольгу. Он понимал, что она готова пойти в больницу, но ей надо убедиться, что по-другому не получится. Артем сказал, что напишет отцу, может быть, тот позовет их жить к себе, он один в двух комнатах, правда, не в Москве, а в Ленобласти в городке, рядом с предприятием, это атомная станция, хорошо оборудованное место. Но учиться придется заочно, однако подумать стоит, если отец согласится. Он не уточнил, когда ехать, так, плел наобум, чтобы Ольга не волновалась и не заплакала. Она была готова, и с каждой минутой на лестнице опасность приближалась.

Её слезы выбивали Артема из колеи напрочь. Он готов был на что угодно, лишь бы не испытывать невозможного чувства жалости, вины и беспомощного раздражения, когда глаза Ольги наполняли крупные слезы и долго не проливались, а блестели в глубине, становясь всё крупнее. Хотя стоит сознаться, это было по-своему привлекательно, лицо девушки в непролитых слезах преображалось до странной, болезненной красоты. Но именно эта красота делала Артема беспомощным, как он ни крепился, у него в душе будто какая-то гайка слетала, и всё рушилось. Однако, не важно.

Ольга заплакать не успела, слушала его планы и не возражала, тем временем дверь в квартиру отворилась на цепочку, и позвали внутрь. Мать Ольги встретила их в старом стёганном халате, полуседые волосы завязаны в небрежный пучок, она до ужаса напоминала Ольгу, но в кошмарной пародии, всё было усугублено до непомерности. Только ростом она была меньше почти на голову.