Елена Долгова - Мастер Миража. Вторая книга цикла «Геония»

«Это была ищейка, а не боевой пес».

Марк повернулся и что было сил понесся вслед за Лином. Он пробежал пятьдесят шагов до поворота и в тот же момент столкнулся с растерянным Бруксом. У Лина начиналась истерика.

– Здесь тупик. Они нас поймали.

– Да не трясись так, мы же не преступники.

Беренгар обернулся, собираясь как следует рассмотреть преследователей. В глаза безжалостно бил сноп света, он хорошо скрывал лицо того, кто держал фонарь.

– Мы сдаемся! – крикнул Марк в темноту.

– Встать к стене.

Беренгар повернулся лицом к мокрому бетону, положил раскрытые ладони на шероховатую поверхность. Чужие шаги приблизились, чужие руки грубо обыскали одежду, обшарили карманы.

– При них ничего… Повернись!

Марк обернулся, лица реабилитаторов в белесом свете фонаря казались смазанными картинками – ни единой запоминающейся черты.

– Имя?

– Марк Беренгар.

– Кто второй?

– Я Лин Брукс, – едва слышно прошептал псионик.

Лицо старшего оперативника дрогнуло и приобрело хоть и неприятное, но зато вполне человеческое выражение – теперь на нем явно читались разочарование и презрение.

– Какие они, к холере, ивейдеры. Обычные запуганные говнюки. Плохо, что Ушибли мою собаку. Если Биси околеет, тебе… да-да, тебе персонально, белобрысый, не поздоровится. Я могу и в накопительном лагере отыскать дурака, чтобы повыдергать ему ноги.

Они вместе прошли пятьдесят шагов по пустому, грязному коллектору.

– Вылезай.

Решетка оказалась сдвинутой. Марк ухватился за ржавые скобы и подтянулся, выбираясь на свет. Еще трое вооруженных реабилитаторов в тяжелых шлемах защиты лениво топтались возле глухого, без окон прицепного фургона. Они с явным отвращением рассматривали чумазую добычу.

– И ради этого барахла мы лазили вниз?

Беренгар сжал кулаки, казалось, его ярость бойца—псионика только забавляют неуязвимую охрану.

– От них воняет, как от крыс.

– Ладно, ничего не поделаешь… Марш в машину, свободные граждане Брукс и Беренгар! Поздравляю – вчера вечером квартальный судья заочно приговорил вас обоих к штрафу. По сто конфедеральных гиней с каждого, а ждать реабилитации придется не у мамы под крылом, а в накопительном лагере. Шевелись! И радуйтесь, что не утонули в дерьме. Не вижу на рожах улыбок.

Марк перестал слушать издевательские поучения, он обреченно шагнул в пропахшую металлом и потом утробу арестантской машины. Дверца с лязгом захлопнулась, заработал мотор, машина развернулась и поехала прочь, увозя свой улов навстречу неизвестности.

Кортеж стрелой мчался по проспекту Процветания: строй мотоциклистов, за ними серебристый кар президента Конфедерации и приземистая машина охраны. Юлиус Вэнс, законно избранный глава Каленусии, устроился на заднем сиденье, за спиной водителя. Бывший шеф Департамента Обзора, сменив серый мундир на костюм государственного чиновника, в душе остался тем, кем был, – наблюдателем Фантомом. Сейчас на его спокойном суховатом лице не отражалось ничего – Вэнс равнодушно скользил взглядом по зелени и тротуарам, по белой плитке стен и по пестрым силуэтам прохожих.

Кортеж тем временем свернул на кольцевую дорогу и углубился в заросшее кудрявой зеленью фешенебельное предместье Порт-Калинуса. Пешеходные дорожки здесь почти пустовали. Водитель на полминуты притормозил у ажурных ворот частной виллы Вэнса. Решетка отъехала в сторону, пропуская серебристую машину, охранник в сером мундире пси-наблюдения отсалютовал президенту Конфедерации. Дверца бесшумно распахнулась, и Фантом медленно побрел к дому, вдыхая острый запах ярко-желтых цветов.

В каминной комнате стояла тишина. Пустое угольное ведерко блестело начищенным боком. Фантом опустился в кресло и замер, отдыхая от дневной и предвечерней суеты. Беспокойные мысли отступили, отодвинутые в самый отдаленный уголок сознания.

Когда в дальнем углу что-то пошевелилось, Вэнс поднял отяжелевшую голову, по привычке тронул внутренний карман костюма с пистолетом, но тут же улыбнулся. Обманчиво-неуклюжая тушка стальной свиньи переступала по паркету короткими лапками, пытаясь незаметно подобраться к хозяину.

– Ты напугал меня, Макс.

Кибер подошел вплотную и ласково ткнулся в ботинки президента.

– Твоя женщина и твой сын меня не любят. Я рад, что сегодня они уехали.

Синтетический голос машины ловко изобразил поддельную обиду.

Юлиус сухо рассмеялся.

– Ты слишком часто их дразнишь.

– В меру – это их же и развлекает.

Маленький Макс, единственный экземпляр несомненно разумного искусственного псионика, был создан Роланом, бывшим Аналитиком Обзора. Вскоре после этого Ролан погиб в мятеже, поэтому Макс остался неповторим. Когда для людей-псиоников ввели обязательную пси-реабилитацию, Макс избавился от конкурентов в их лице. Вэнс не стал переписывать уникальный разум в новую, лучшую оболочку – он боялся тронуть трепетное чудо.

– Ты ждал меня?

– Ждал и рад. Ты выглядишь усталым, Юлиус.

– Я и в самом деле устал – рано или поздно переступаешь незаметный порог, после которого это состояние становится привычным.

– Ты слишком много стараешься, полегче, мой президент. Что ты обычно делаешь, когда подступают сомнения?

– Иногда спрашиваю тебя, Максик.

– А потом все равно поступаешь по-своему. Зачем ты заварил эту кашу с реабилитацией псиоников?

Вэнс на минуту опешил от наглости кибера. Поросенок тем временем опустился брюхом на ковер, беззащитно распластал по его персиковому ворсу короткие лапки.

– Это же ты все выдумал, Макс. Ты рассчитал пси-антидот, просто твоя свинская грудь слишком мало подходит для ордена.

– Ну да, но любую идею можно довести до абсурда.

– А ты на что надеялся? На то, что каждый псионик добровольно захочет превратиться в норма-ментального?

Вэнс подошел к шкафчику бара, откупорил бутылку, плеснул янтарной жидкости на дно бледно оттененного голубизной, тонкого, как пленка, бокала.

Напиток слабо опалесцировал.

– Ты противоречишь себе, маленький Макс. Вспомни, как пять лет назад сумасшедшая толпа лезла к стенам Калинус-Холла, тогда люди под пси-наводкой топтали друг друга и жгли все, что могло гореть. Пять лет назад ты не был столь сентиментален.

– Ситуация изменилась.

– Ну да, конечно. Теперь у нас мирные времена. Семнадцать лет – предел для псионика. Антидот, реабилитация – и мы получаем нормального гражданина, без ментального дефекта.

– Ты хочешь сказать – обывателя без таланта?

– Талант может быть равен дефекту, все дело в точке зрения.

Кибер мелко завибрировал боками, изображая смех.