Влад Ревзин - Затемнения в Мюнхене

На следующий день, в послеобеденное время, сержант полиции воздушной защиты Герман Клотц, или как ему больше нравилось, гауптгруппенфюрер люфтшуцполицай Клотц, выполнял свой второй за сегодня обход Аубинга.

Лишь вчера на разводе его назначили на патрулирование городка и окрестностей, и Клотц был преисполнен долга.

Командир гражданской обороны герр Шнитке возлагал на него личную ответственность за порядок.

Закончив с главной улицей городка, Клотц сел на старенький чешский мотовелосипед «CZ» и принялся крутить педали. Одной из его обязанностей была отметиться к концу дежурства в пункте службы гражданской обороны, в предместье Оберменциг.

Страшный налет на Мюнхен двумя днями ранее не заботил Клотца. Он вообще ни о чем не беспокоился. Главное, – прилежно выполнять указания начальника, и все будет в порядке. Хороший служака был сержант.

Но сейчас Клотц чувствовал себя в чужой тарелке.

Пообедав холодной вареной картошкой, сдобренной хорошей порцией комбижира, он уже скоро почувствовал опасное бурление в желудке.

Некоторое время он размышлял, – то ли он всю жизнь питался одной холодной картошкой, то ли он никогда больше не сможет смотреть на жир.

Неудобство нарастало, Клотца подбрасывало в седле, и скоро гауптгруппенфюрер решил, что пора.

На беду, с отрезком дороги между Аубингом и предместьем Мюнхена граничили только картофельные поля, совершенно голые в эту пору. Клотц был слишком дисциплинирован и стыдлив.

Однако желудок сообщал о себе, перекрывая стрекот маленького двигателя.

Поэтому он без колебаний воспользовался счастливой возможностью в лице скромного нужника, дремавшего под подсвистывание ветерка у забора владений Пфедермиста.

Неловко махнув рукой хозяину, складывающему поленницу во дворе, Клотц исчез за дощатой дверью.

Пфедермист окаменел, и вместе с деревянной чуркой образовал, на некоторое время, нечто похожее на скульптуру «Немецкий крестьянин с поленом», но Клотц этого не заметил.

Сидя на деревянном стульчаке в ожидании второй волны, гауптгруппенфюрер думал о своей жизни, патриотизме, и служению государству. Нащупал справа от себя некую тетрадку и решил, что это очень кстати.

В сердечко, вырезанное в двери, вместе с холодом проникал дневной свет.

Морщась от испарений, Клотц засмотрелся на гравюру, вклеенную на обратной стороне первого листа. Божество на троне, в шлеме с двумя вертикально поднятыми крыльями, бородища как у Санта-Клауса. Вооружен мечом и копьем, собаки у ног, одет в тунику с короткими рукавами.

Клотц вздохнул, перевернул несколько страниц.

То, что он прочел на одной из них, ускорило процесс до такой степени, что гауптгруппенфюрер уже через секунду вылетел из дощатого домика, схватил Пфедермиста за шкирку, и начал тыкать его лицом в тетрадку.

Он тыкал пальцем в строчки:

«7 октября. На совещании у лорда-мэра третьим пунктом: находка тела гауптштурмфюрера СС Киля, те же признаки. Поручение гестапо, создание расширенной группы расследования, – шестой случай».

– Эттто что такое?! – орал он, а его штаны падали к носкам сапог…

Через два с половиной часа тетрадь, которую вскоре стали именовать не иначе, как «Дневник Йозефа Майера», был с докладом вручен герру Шнитке, командиру гражданской обороны, а еще через 45 минут находка лежала на столе начальника отделения гестапо Оберменциг оберштурмфюрера Ранцига.

Пфедермиста арестовали, и в ответ на его версию о сокровищах в придорожной канаве несколько раз врезали по морде, но следствию это не помогло.

Еще два дня спустя гауляйтер Гизлер и лорд-мэр Филер устроили идеологически заряженную похоронную службу на Северном кладбище, для жертв налета. Стены часовни затянули материей цвета запекшейся крови, каждый гроб накрыли нацистским стягом со свастикой. Звучала бравурная музыка, все обставили торжественно и мрачно, в стиле Третьего рейха.

Повестку в военный комиссариат Уве Клюг получил 25 октября.

Проверив документы, дежурный лейтенант объявил:

– Оберфельдфебель Клюг! Назначены командиром взвода роты 203-го гренадерского полка 76-й пехотной дивизии. Завтра в 6 утра быть в точке сбора! Отправляетесь в лагерь резервистов в Потсдам. Пройдете тренировочные курсы.

В лагере он и еще несколько сотен резервистов распределили по баракам. Дивизия была сформирована в Потсдаме в августе 1939го и успела поучаствовать во французской кампании. Штаб дивизии и тренировочный лагерь продолжали до сих пор функционировать на территории третьего округа.

Два дня они знакомились с новым оружием.

– Это получит каждый? – спрашивал мужчина с выпученными глазами на широком лице.

Ему было не меньше 45-ти.

– Нет. Пистолеты – пулеметы получают командиры взводов. Остальные, – винтовки и пистолеты.

Уве раз двадцать собрал и разобрал MP-40, подивился раскладному прикладу и магазину на 32 патрона.

Потом рота отмаршировала на стрельбище, и резервисты до конца дня произвели несколько серий выстрелов по поясным мишеням.

Уве оценил возможности своего нового оружия. Огонь он вёл прицельно на дистанциях от 25 до 40 метров, короткими очередями по 2—5 выстрела. Пулемет оставил хорошее впечатление.

В казарме перед отбоем, резервист с выпученными глазами, чья койка оказался рядом с его, сказал Уве:

– Вы готовы умереть за фюрера?

Уве ответил:

– Это наш долг!

– Отличный ответ, – ответил широколицый.

Осмотрелся.

В казарме еще никто не спал, люди болтали друг с другом, возились с одеждой, многие курили снаружи.

– Мы на пополнение, – сообщил широколицый. – В шестой армии большие потери, – до половины личного состава. Восьмой армейский корпус потерял до двух третей. Группа армии «Юг»…

– Зачем вы это мне говорите? – прервал его Клюг.

– Мы едем туда, – ответил собеседник, кося в сторону. – Мой племянник, его привезли несколько дней назад. Сейчас в госпитале, рассказал, что там творится. Ожесточенные бои, это ни на что не похоже. За дом, за лестничную площадку, за квартиру. С обеих сторон по городу бьет артиллерия, – наша из степи, русские из-за Волги…

– Я доложу о вашей болтовне начальству, – строго сказал Уве. – Сеете панику…

Широколицый выпучил глаза больше обычного.

– Отличный ответ, – повторил он и полез на второй уровень.

Никому ничего докладывать Уве не собирался. Если это паникер, – он уже страдает от страха. Если это провокатор гестапо, – дальше фронта не пошлют, а Уве это предстояло в ближайшем будущем.

На инструктаже командиров рот и взводов обер-лейтенант, ответственный за тактическое обучение, сказал:

– В Сталинграде жизнь заставляет вместо обычного деления на пехотные взвода и роты использовать усиленные штурмовые группы, с миномётами и огнемётами. То же самое делает и противник. До убытия полка на фронт отрабатываем именно такое деление команды…