Джейн Гук - Бог нам не поможет. В эпицентре урагана

– Папа, ты где-то далеко во тьме, и ты не можешь выбраться, но я знаю, ты слышишь мой голос, -произнесла она по-русски. – Я всегда с тобой, слышишь? Твоя Сибил всегда будет рядом, где бы ты ни был. Папа…

Его взгляд был все еще обращен в никуда, но из небесно- голубых стекляшек потекли слезы. Сибил, сглотнув комок горечи, подступивший к горлу, со злостью и болью смахнула слезу со своей щеки. Она не хотела плакать, но слезы не спрашивали ее и продолжали литься.

Когда она опомнилась, то обнаружила себя рыдающей на коленях отца, а его рука бережно лежала на ее голове. Он успокаивал дочку, поглаживая ее мягкие каштановые волосы.

– Ты здесь, папа?! – обрадовалась Сибил. – Ты со мной!

Словно благодать сошла на Сибил в тот момент. На душе внезапно стало легко и светло, будто ангел коснулся своим крылом и благословил ее. Сибил переполняла нежность к отцу. Она поднялась с колен, очень нежно поцеловала его руки и улыбнулась своей волшебной сияющей улыбкой. В этот момент отец смотрел на нее совсем не пустым взглядом. Глаза излучали то самое чувство, которое испытывает каждый родитель, впервые увидевший свое дитя после долгой разлуки. И сейчас этот взор был таким же, как и много лет назад, когда Сивирен смотрел в глаза своей малышки.

Профессор всегда боготворил Сибил. Она была его космосом, его вселенной. Иногда он утверждал, что Сибил была дитем звезды, которое было зачато и рождено на земле.

И девочка впитывала каждое сказанное папой слово, которое благодарно отзывалось в ее сердце и воплотилось во многих талантах. Будучи еще маленькой, Сибил имела потрясающие навыки к быстрому усвоению информации. Уже в три года профессор заметил, что она проявляла удивительные способности в математике, а также демонстрировала лингвистические дарования.

Вместе они ставили интереснейшие химические опыты и проводили увлекательные эксперименты по физике. Но больше всего Сибил интересовалась генетическим аспектом работы отца, изучая азы биологии, что не могло не льстить ученому. И, хотя Сивирен гордился высокой содержательностью своей дочери, в тоже время он сильно боялся, что, проникнувшись этой наукой, она захочет пойти по его стопам. Судьбу генетика он ей не желал, а потому старался отвлекать дочку от этой области и нагружал ее книгами на разные тематики, частенько подсовывая ей для развлечения простые сказки.

Однажды, прочитав «Лягушку-царевну», девочка настолько была потрясена разыгравшимися в книге событиями, что в течении нескольких недель была одержима поиском Кощеева логова и искренне полагала, что все лягушки и ящерицы могут говорить на человеческом языке.

К 7 годам Сибил помнила наизусть все русские, европейские сказки, а также предания и легенды народов мира. Она знала почти все старославянские, кельтские, древнегреческие, египетские и шумерские мифы. Сибил учила поэзию и читала наизусть поэмы и баллады. Ее память хранила тысячи легенд и исторических событий, которые трансформировались в образы, переплетались друг с другом и складывались, словно пазлы в одну большую картинку.

Иногда по возвращении с работы, профессор заставал дочку над изучением знаменитых маршрутов полярных экспедиций по географическим картам, а иногда ему в руки попадались многочисленные записи и инструкции по выживанию в различных климатических условиях, записанных детским почерком, что не могло не вызвать улыбку на лице отца.

Сибил не ходила гулять с детьми, как все ее сверстники. Она не навещала друзей, потому что их у нее не было. Девочка жила, словно в другом измерении. И, конечно, это не могло не отразиться на ее психике. Сибил часто могла сидеть в одиночестве, записывая свои мысли и грустить, глядя в окно на чердаке. В такие минуты профессор, не взирая на свою исключительную занятость, бросал всю работу и проводил время с дочкой, объясняя природу ее тревоги и волнений. Надо сказать, что ему удавалось мастерски выводить дочь из мрачной обители подростковой депрессии, после чего они вместе дискутировали на разные темы, к примеру, Сибил обожала говорить о космосе, планетах, темной материи. А перед сном папа садился к ней на краешек кровати, открывал книгу, одевал очки и начинал читать сказки, каждый раз начиная с одной и той же фразы: «В одном царстве государстве жили-были…». Его голос всегда успокаивал девочку и настраивал на добрый сон.

Сказки Сибил воспринимала по-особому. Это было единственное пространство, где все действия имели для нее законченные действия: добро всегда побеждало зло. Они учили девочку образности, который соединял в себе множество духовных уровней. И поэтому отец говорил с дочкой только на русском языке, прививая ей любовь к языку с детства.

– Папа, а правда, что русский язык нынче не такой богатый, каким он был дан людям? – спрашивала маленькая Сибил.

– Да, малышка, – отвечал, вздыхая отец. – В прошлом он был намного сильнее и могучее. Язык дает своему народу великую волшебную силу, которая заключена в образности. Без нее он становится «без образным», понимаешь, солнышко. То есть без образа. Кроме того, в нем, как и в сказаниях сокрыт генетический код глубинной памяти народа. Тому, кто осилит код, откроется настоящая истина.

– Какой код, папа? – интересовалась любознательная Сибил.

– Генетический, милая, а теперь спать! – улыбаясь отвечал отец.

И, засыпая, воображение Сибил рисовало картины разных народов севера, индейских и африканских племен, живущих далеко в жарких джунглях, которых угнетали и порабощали, заставляя говорить на совершенно чуждом им языке нового света и поклоняться совершенно иным богам. А папа сидел рядом, охраняя сон малышки и поглаживая ее маленькие ручки…

При воспоминаниях о прошлом у Сибил снова покатились слезы. Застилая глаза, крупные капли стекали по щекам. Ей было трудно понять, шел ли все еще ливень или это ее слезы искажали видимость через оконное стекло. Образ отца так и стоял перед ее взором и, оттого ей делалось еще больнее на душе. В глазах отца, которые сознание Сибил проецировало на стекле, дочь видела дождливую улицу Нью-Йорка, холодный блеск огней небоскребов и черное небо над серым мегаполисом.

Человеческая память очень короткая. Все быстро забывается. Сейчас ей стало по-настоящему страшно, что воспоминания об отце совсем скоро станут не такими яркими, как сейчас. И, хотя, они приносили ей нестерпимую боль, Сибил хотелось сохранить каждую крупицу, что связывала ее с папой. Это все, что ей оставалось.

Боль и злость грызли ее изнутри, заставляя гореть желанием отыскать убийцу. Сибил была уверена, что полиция, имея в своем арсенале даже самые передовые розыскные методы, не сможет выйти на такого рода преступника, а значит, ей придется действовать своими силами. И без слов было ясно, на что преступник был способен, а потому, отважившейся на самостоятельные поиски убийцы Сибил необходимо было все очень тщательно продумать и спланировать, иначе в случае провала, ей грозила таже печальная участь, что настигла ее отца. Но это не останавливало ее ни на секунду.