Александр Спахов - Заклинатель Ос

Сейчас прямым и непосредственным начальством ей поставлена задача нейтрализовать конкретного врага. Звали его Гийом де Марш.

Гийом де Марш, в просторечье Ги де Марш, работал аналитиком в африканском отделе в штаб-квартире НАТО в Брюсселе. Он представлял в этой организации Францию. Его основной задачей, за которую платили неплохие деньги, было строить козни противнику. Чем больше козней, тем лучше для Ги. Почёт ему за это и глубокое уважение, всевозможные привилегии и достаток.

Давно известно, что цель любой системы, в том числе и из живых организмов, – это экспансия. Все хотят навязать свою волю и правила игры остальным, не забывая о собственной выгоде. Эй, вы там, на Востоке, живите так, как мы скажем, и всё будет у нас хорошо. Вам понятно? То-то. Как жить? Читайте правила: вы у нас покупаете, а мы у вас забираем. Устраивает? OK! А если нет, то, значит, режим у вас неправильный, и мы его поменяем. Ги де Марш и занимался такой экспансией. Экспансией правил и понятий. Он был далеко не дурачок, и козни у него получались что надо. Качественные выходили у него козни. Он придумал, например, что в одного и того же Бога некоторым никому не нужным народам следует верить по-разному. Достаточно убедить некоторые из них, что остальные верят плохо и их надо срочно переучить, и смута, деградация и опустошение в этой местности обеспечены. Другим он внушил, что они обижены и им необходимо восстановить справедливость с купленным в правильном месте оружием в руках. Короче говоря, для каждого народа Ги де Марш искал свою, как было в случае с американскими индейцами, «огненную воду». Такое средство или идею, которая помогала его системе, его хозяевам если не победить, то сильно ослабить противника. Хорошим Ги де Марш был аналитиком. Идеи у него рождались сильные и продуктивные. Родина следила за ним и даже иногда любовалась и восхищалась его планами. Ги де Марш, можно сказать, ей нравился. И нравился бы и дальше, если бы оставался в своём аналитическом центре специалистом по Африке. Но недавно стало известно, что его повышают и переводят начальником отдела козней против Российской Федерации. И Родиной теперь не спалось.

«Что с ним, с этим Ги де Маршем, делать? – думала Родина, ворочаясь в постели. – Как поступить? Отправить на тот свет? Грубо. Мы убьём, в ответ уложат кого-нибудь из наших. Завербовать? А что мы сможем ему предложить? Заразить болезнью? Но как это повлияет на его умственные способности? Вдруг на больничном он ещё быстрей соображать начнёт. Эх, лучше всего, чтобы его не назначали. Сидишь в своем африканском отделе, ну и сиди там. Строй козни против негров и не высовывайся. Да, лучше всего его скомпрометировать в глазах руководства. Дескать, рано тебе, Ги де Марш, на повышение, не дорос ты ещё до руководящей работы, до такого ответственного поста, как начальник русского отдела. Резолюция – отложить. А на это место мы, Родина и коллеги, своего человечка проведём-поставим, тем более что есть подходящий на примете. Английская резидентура доложила, есть один ретивый, так и рвётся наверх. Ретивый-то ретивый, но управляемый. Все подходы к нему расчищены. Ему всё надо: и денег, и удовольствий, и азарту. Прелесть, а не агент получится. Дадим ему под присмотром пару операций на нашей территории провести. Взорвать что-нибудь ненужное, наскандалить… Пусть выдвинется, станет заметным, альтернативным де Маршу кандидатом, а там мы за него всерьёз и возьмёмся. А де Марша в этот момент скомпрометируем. Вот так и поступим. Что у нас на де Марша есть? А ничего у нас на него нет… Впрочем, – Родина задумалась, – он же в Сорбонне на политолога учился с одним моим подопечным, Колькой Перегудовым. Как же я про него чуть не забыла? Застоялся небось. Ага, ну что ж, пора его расконсервировать, пусть к делам приобщается. Хватит ему портки по учебным скамьям протирать да харчи казённые проедать. Одних суточных вон сколько ему положили…» Справедливости ради надо отметить, что Родина была скуповата. «Да, решено, – наконец засыпая, подумала Родина, – завтра с утра Кольке и позвоню. Пусть порадуется, что Родине пригодился».

На том Родина и заснула.

Понедельник, как ему и положено, выдался тяжёлым.

«Известно, что наиболее высокого мнения о своих умственных способностях придерживаются дураки, недалёкие, косные люди с мизерным жизненным опытом и отсутствием практики пользования собственным мозгом. Таково уж стечение обстоятельств, что потребности и возможности развивать серое вещество им не представилось, и оно ссохлось за ненадобностью. Вот человек и остался дураком. Впрочем, это не беда. Дурак, как и все остальные люди, может быть счастлив, богат, здоров и красив, да так, что иному и позавидуешь. В целом получается, нет ничего страшного в том, что человек вырос дураком. Но почему у него непременно высокое самомнение, вот вопрос».

Такие мысли занимали Никития Челюскина, когда он делал пересадку с Замоскворецкой линии на Краснопресненскую Московского орденоносного метрополитена.

«Очевидно, людей, которые не в состоянии понять, переварить и оценить чужую мысль, любая собственная, даже самая примитивная и мелкая, приводит в восторг и ликование, поднимая планку самооценки на головокружительную высоту. Дурак свои редкие мысли любит и знает их наперечёт».

Размышления не мешали Никитию проверяться, и он давно заметил слежку. Вчерашняя парочка опять шагала за ним. Сегодня щёки Толстого ещё сильнее наползали ему на глаза, видно, провёл он бурную ночь. С Тонким же никаких перемен не произошло.

«Советы дурака искренни и безобидны. Советы умного человека следует рассматривать с двух сторон: пользы для слушающего и выгоды для говорящего. С умным нужно держать ухо востро и представлять себе ход его мыслей. Дескать, а зачем ему, умному, мне такое предлагать? Дурак же даёт совет бескорыстно и безоглядно. Помогает от всей души и сердца, радуясь своим умственным способностям и возможности их проявить. Но советы дурака – это разговор особый».

В этот момент Никитий опять посмотрел на Толстого и Тонкого. Те не отставали, почти дыша ему в затылок и наступая на пятки. Не хотелось Челюскину отвлекаться от размышлений о дураках, а пришлось. Пора уже было избавляться от слежки.

Он поднялся наверх, на улицу, купил ненужные ему сигареты и пошёл по Пятницкой улице. Толстый и Тонкий шагали следом, рассекая всё на своём пути, как новый острый плуг за молодым, злым до работы конём.

Да кто же они такие? Что им нужно? Почему беспокойство за Нину Назарову выгнало их на улицу, пробудив интерес к Никитию? А у Никития, в свою очередь, к ним. Скоро придётся знакомиться. Парни или те, кто стоят за ними, явно жаждут поближе узнать Никития. И сам он не против встречи, хотя рассказывать им ничего не собирается. Во всяком случае, первым.