Раян Фарукшин - Отработанный материал. Тень защитников Отечества

«Сходишь в последний раз без потерь на войну, получишь Красную Звезду!» – твёрдо пожимая капитану руку, заявил полковник на виду у офицеров штаба полка. «Служу Советскому Союзу!» – бодро отвечал капитан, мысленно дырявя китель под орден. А теперь ситуация складывалась так, что ордена наверняка не будет, а вот дырка на кителе появиться может. От пули.

– Ты! – обратился капитан к сержанту, разглядывавшему в тени навеса отобранное у бойцов стариковское ружьё. – А ну, дай мне ствол сюда!

Сержант отдал ружьё капитану. Тот повертел оружие в руках, посмотрел гравировку, потёр и почитал надписи.

– Бирмингем! Фирма «Скотт и сын», 1882 год. Англия, значит, – обрадованный внезапной находкой, щерясь, прогудел ротный.

– Угу, раритет с английской войны, – радостно подтвердил сержант. – Добротное ружьишко, ещё стреляет! Его можно хорошо «толкнуть», за такую вещичку коллекционеры деньжат отвалят, ценителей хватает!

– Да, – прошептал офицер, – точно, я его «полкану» подгоню! В подарок! Тогда он мне точно орден не зажилит!

– Шакал, ты и есть шакал! – тихо покачал головой Хохол, из-под насупленных бровей следя за капитаном.

– Ага, Не зря его грязная репутация летела впереди него самого, – имитируя деятельный и озабоченный вид, взводный покинул дворик.

Сержант, стволом автомата поочерёдно указав на Андрюху и на торчащую из-под одеяла детскую ступню, задумчиво проронил:

– Метил во врага, убил внучка. Хотел продлить свою жизнь, а прервал весь свой род. Восточный мистицизм…

Шелестя лопастями, над кишлаком запоздало пронеслись вертушки. Донёсся шум моторов бронетехники, колонна вползла в кишлак. Нужно было уходить.

– Ты смотри, Андрюх, а ружьишко-то, ротный себе заграбастал. Вот тебе обратная сторона чужой безвинной смерти. Кому смерть, а кому бакшиш, – не унимался Хохол. – Хорохорится, думает о себе, что большая шишка, а на самом деле микроскопический имбецил с неуёмными амбициями.

– Боец, ты чем-то там недоволен, гадина? – рявкнул капитан сидящему на корточках у входа в дувал Хохлу. – Ты свою работу закончил? Всё и везде проверил?

– Так точно, – вяло откликнулся рядовой.

– Учти, дерзкий, я твою кислую морду кровью умою! Спишь тут, сидишь, – взвизгнул ротный.

Отложив ружьё в сторону, офицер подскочил к двери дувала, оттолкнул Хохла назад так, что боец неуклюже вскинув ноги к верху, брякнулся на спину.

– Я теперь сам посмотрю, – капитан толкнул дверь запылённым носком сапога от себя и ловко вкатил гранату в образовавшуюся узкую тёмную щель.

В помещении бухнуло, дверь сорвало с ржавых петель, подкинуло, перевернуло в воздухе. Падая на утоптанный щебень двора, дверь едва не тюкнула капитана по башке. Капитан, щёлкнув затвором автомата, вбежал в помещение.

Внутри было пусто. Ни людей, ни оружия, ни скарба, ни тряпок. Лишь в дальнем углу помещения грудились несколько стопок с листовками, начёрканными на русском и арабском, с чёрно-белыми и цветными рисункам, синими и чёрными печатями.

Ротный подобрал с пола несколько бумажек, покрутил их в руках, пробежал глазами по надписям и рисункам, и с омерзением, будто жабу какую, выбросил.

– Иностранная пропаганда! Сжечь её, – выходя из облака пыли на свет, распорядился ротный, обращаясь к Хохлу.

– Так точно! – Хохол проворно достал из нагрудного кармана хэбэшки трофейную зажигалку, шагнул в помещение.

– Погоди, – ротный развернулся, хищно нахмурил брови, скривил рот, дёрнул спусковой курок автомата. Длинная очередь порвала, искромсала, подбросила, переворошила кучи некачественной пакистанской бумаги в клочья. – Теперь поджигай!

– Капитан, да ты контуженый, больной и надутый эпилепсией старик, – горько изрёк Хохол, размахивая зажигалкой.

По приказу ротного и в назидание всем живым, погибших в короткой перестрелке и последующем беглом обстреле кишлака сложили у дороги, по которой шла колонна. Погибших было пять душ. Старик, мальчик, две курицы, лошадь. Два десантника, по дури ранившие друг друга в руки, почётным караулом стояли рядом с трупами. Ротный огрел раненых сапёрной лопаткой по каскам, стукнул каждого кулаком в грудь. Нет счастья бедолагам, хотя – сами виноваты. Андрюху и Хохла вошедший в кураж офицер не тронул, скорее всего, забыл о них. Ничего, вспомнит, отколошматит в полку.

Андрюха молча смотрел на изрыгающего проклятья вперемешку с коммунистическими лозунгами ротного, но слов его не слышал. Он слышал предсмертный окрик мальчугана, его последний вздох, его финальный выдох. И Андрюха плакал. Плакал впервые за время своей службы в рядах Советской армии, плакал впервые на афганской войне, плакал впервые осознано, не от боли физической, но от боли душевной.

Андрюха-десант плакал.

Кто сказал, что мужчины не плачут?

*

Демобилизовавшись из армии, Андрюха несколько лет активно занимался спортом и не употреблял спиртные напитки. К тому же, алкоголь воздействовал на него удручающе, парень не мог спокойно спать, его одолевали кошмары.

Кошмары прошлой войны. Первый бой и контузия, вызванная падением с брони БМП. Огромный диск солнца на пустом небе, раздувающиеся и лопающиеся на жаре трупы товарищей, которых никак не удавалось спрятать в тень, потому что тени не было. Мёртвый старик, наводящий на него, Андрюху, ствол старинного ружья, синеющий мальчик с открытыми глазами и кишками наружу.

Война не отпускала Андрюху лет пять, потом отошла, затерялась, затёрлась в будничной суете тяжёлой работы.

Андрюха крепко сдружился с Фаридом, лидером «афганского» общества, стал участвовать в мероприятиях, организуемых ветеранами войн. Во время и после таких встреч не обходилось без водки. А как иначе снять стресс, накопившийся в течение дня, когда после работы ветераны-«афганцы», собравшись вчетвером или впятером, забыв о делах домашних, шли на кладбище и ремонтировали оградку умершему земляку. Или навещали мать погибшего. Или безрезультатно встречались с чёрствыми чиновниками по вопросу открытия мемориала участникам локальных конфликтов.

Тяжело на душе. А водка помогает, заглушает боль, притупляет обиду. Ему так казалось.

Получается, что каждый день «по чуть-чуть» превращалось в недельный запой. И вот, как итог, увольнение с работы и непрекращающийся скандал дома.

До случая на открытом бассейне, Андрюха не работал чуть более двух месяцев, и выпивал с разными людьми и по всяким причинам в любых уголках посёлка.

Следующая моя встреча с Андрюхой произошла через полтора месяца после трагедии, второго августа. На празднике в честь дня воздушно-десантных войск. Тогда Андрюха выпил три «обязательных» тоста, и больше к рюмке не прикасался. Рассказал мне, что устроился на новую работу, помирился с семьёй и не брал в рот спиртного ровно месяц. Я похвалил его, искренне порадовавшись его маленьким, но важным победам, из которых и складывается нормальная жизнь.