Иван Козлов - Чужое лицо

– Значит, так, Костя. Я не буду от вас ничего скрывать. Мы с Толиком должны скоро выехать за границу, в командировку, и нам бы очень не хотелось, чтобы возникли какие-то конфликты с полицией, понимаете?

– Вы не виноваты, – говорю я. – Это я ехал, не соблюдая никаких правил. Я просто не ждал, что на такой улице появится машина. И если полиция будет спрашивать…

– Костя, полиция не будет спрашивать, если вы сами не заявите.

– Да я бы и не заявлял, я же даже номера машины не видел!

Цепочка тихо звякнула, улегшись на ладонь парня. Он взглянул на Эмму и качнул головой. «Говорил же я тебе…» – прочел я этот жест.

– Мы ведь не убежали с места аварии, – продолжила Эмма. – Мы оказали вам первую помощь, привезли сюда, договорились с Ильей Сергеевичем… Я это к тому, что надо все решить благородно…

Господи, если бы она догадывалась, что и так совершила благородный поступок. В старой своей жизни я готов был сам броситься мордой на бордюрные камни.

– Вы студент, да?

Я неопределенно пожал плечами, и Эмма это поняла по-своему:

– И подрабатываете где-то, наверное. А теперь физических нагрузок, врач сказал, вам месяца два-три придется избегать. В общем… Только без обид, хорошо? Толик!

Толик достал из куртки бумажник, молча протянул женщине.

– Я думаю, мы разойдемся с миром и не испортим отношений. Это вам. Если потребуется еще какая помощь, здесь, внутри, визитная карточка. Звоните.

Они ушли не оглядываясь.

В кошельке лежали пятитысячные купюры. Я даже не пересчитывал их, отложил это занятие на потом. Просто отметил, что кошелек тугой.

Пересчитал деньги лишь вечером, когда остался один в палате (Федор Савельевич умчался в беседку на свидание с невестой). Сто тысяч. Неплохо. Выходит, можно подрабатывать, бросаясь с велосипедом на бамперы проезжающих машин. А я чуть не свалял дурака, когда не соглашался в тот день приехать на работу на велосипеде. Это меня Макс уговорил, чтобы я во вторник покрутил педали. Мне до моей автомастерской – четыре остановки на троллейбусе, какого черта буду я таскаться с велосипедом? Но Макс настоял: «Нужно, очень нужно. Потом объясню». Попросил, чтобы после работы я заехал к нему.

Там уже все наши были в сборе.

– Я договорился с оптовиком, что мы ему опытную, так сказать, партию сегодня подвезем. Он человек умный, рисковать не хочет. И ты, Костя, на драндулете поедешь по Третьей Сигнальной до старого универсама. Там есть киоск Союзпечати, он не работает, коробка одна, и у этого киоска должен будет стоять плюгавенький такой мужичок. Он тебя по велику опознает, а ты его по плюгавости.

Макс вытащил из стола красочную конфетную коробку, раскрыл ее:

– Смотрите все, чтоб без дураков. Кольца, перстни, цепочки…

– Да ладно тебе.

– Ну и хорошо.

Он завернул коробку в одну газету, потом во вторую, крест-накрест перевязал веревкой.

– Закрепишь на багажнике и… А пока давайте по пять капель. Колбаса, хлеб, минералка. – Он стал вытаскивать продукты из своего портфеля, раскладывать их на столе. – А конфетная коробочка пусть пока в столе полежит…

Выпили по одной, по второй хорошего коньяку из маленьких хрустальных стопок. Поразмышляли о том, что делать с пленницей. В принципе она о нас ничего не знает, доверительных разговоров мы при ней не вели, можно усадить ее в машину, поплутать по городу и выпустить. А можно попытаться узнать, чья она дочь. Авось и с нее навар получим.

– Я поговорю с ней по душам, – сказал Макс. – Все спокойненько выведаю… Но завтра. Сегодня, Санек, ты с ней побудешь здесь – никакого хамства, предупреждаю! А Костя прямо сейчас поедет к оптовику.

Конфетная коробка, завернутая в газеты, перекочевала из ящика стола в мои руки.

– Он мне за нее деньги должен дать, да?

– Кто? – непонимающе взглянул на меня Макс. – Ах, ты вот о ком. Нет, он тебе ничего не даст. – И Макс почему-то заулыбался. – Ничего не даст. Деньги потом будут. Езжай.

Так я очутился на Третьей Сигнальной улице. До старого универсама оставалось проехать полтора квартала, когда на меня вылетел серый «вольво».

Падунец сидел у окна и философствовал на тему, что никогда не поздно начинать новую жизнь. Дело даже не в том, что он создает новую семью. В другом дело. Он, Падунец, все годы мечтал быть материально независимым. Тяжелыми путями шел к этому. На воле – руду мыл, в неволе – лес валил. Было такое. Потому что законы наши не допускали, чтобы человек был независимым. Ни в финансовом, ни в других планах. Законы ковали из человека раба, уничтожали его как личность. Надо было их обходить…

– Я не слишком сложно говорю?

Федор Савельевич говорит не сложно, даже малость топорно, но доходчиво. Пусть никого не волнует, как он добыл первоначальный капитал. Тут одно сказать можно: никого не убивал, крови на деньгах нет. Добыл – и все тут. Потом рискнул, вложил всю сумму в одно дельце, получил сумасшедший навар, такой, что и сам не ожидал. Жадность не сгубила, вовремя остановился, снял все деньги, нашел для них уже новые обороты и ни разу не ошибся.

– Теперь вот, парень, будет у меня свое дело. Без всяких случайностей жить начну.

Хватит случайностей! Налоги – и те до копеечки пусть у меня высчитывают, на хитрости не пойду. Буду платить и получать. И знать, за что плачу и за что получаю. Ты мне Гнусавого найдешь?

Мы сидели в палате и пили водку. Врача, Илью Сергеевича, волновали только наши болячки, всего остального он как бы не замечал, и больничного режима как такового тут не было. Да и зачем он в маленькой платной больнице, где лежат вполне зрелые и соображающие люди?!

К тому же для пития был повод: Федор Савельевич, залечив задницу, ждал, когда за ним приедет невеста и увезет домой. Он и поставил отходную. Коньяк не пил, терпеть не мог: «Уже не перестроюсь, хоть и надо бы для антуража. Вырос ведь на беленькой». Водка была хорошая, «Кремлевская», она-то и развязала мне язык.

– Я никого искать не буду. Кто мне эту кличку дал – узнаю, поговорю с ним. Я тот человек, которого вы ищете, я, понимаете?

– Ты – Гнусавый?

– Покончено с Гнусавым. И вообще со всем покончено. Я тоже начну новую жизнь.

– У тебя, парень, и старой еще за плечами не было.

– Ну да!

– Ладно, это не мое дело. Ты приходишь ко мне? Не обижу, даю слово! У меня знаешь какое слово?! Железо! Мы с тобой, парень, такой сервис организуем! Ну какой только можно! Чего тебе надо для этого?

– Набросать на листке? – Я потянулся к авторучке.

– Нет, по пьянке ничего не надо делать. Запиши лучше мой адрес, телефон и, когда выпишешься – приезжай.

Синяки сходили с лица быстро, Бабашвили накануне мне сказал, что дня через четыре я, если очень того хочу, могу уехать домой.

– Потом приедете, вынем у вас скобочку из скулы, кое-что подшлифуем… Но повторяю, это если вы очень хотите от нас уехать. Я бы не советовал. Побудьте здесь еще недели две до конца лечения.