Иван Козлов - Чужое лицо

– Где я? – спросила сдавленно. – Уже не там?

– Уже не там, – ответил я. – С тобой все нормально, Настя. Здесь тебе никто не сделает плохого.

И тут она заплакала. Плакала долго, навзрыд, дергая худенькими плечами. Я никогда в жизни не успокаивал плачущих женщин и тут только подставил плечо под ее мокрые глаза. Сейчас истерика закончится, начнутся расспросы – что сказать ей? Что я рыцарь, специализирующийся на спасении юных дев? Но для того чтобы спасти, этот же рыцарь похитил ее и заточил – даже не в замке, в убогой комнатушке. Господи, неужели это делал я? Что у меня, вместе с поганой мордой было такое же поганое нутро? Зачем я пошел на это? Кому мстил за свое убожество? Конечно же, все делалось не ради денег, я просто утверждал себя, идиота, в этом мире, я хотел, чтобы со мной считались…

Хватит о прошлом, с ним покончено. Только что же мне делать с Настей? Перво-наперво сообщить родителям, что их дочь здорова, по крайней мере жива.

– Ты москвичка?

– Нет. – Она уже чуть-чуть успокоилась. – Я из Кемерово.

– Телефон дома есть?

– Я из деревни, сто километров от города. Там нет телефонов.

– Как же нам быть? Домашних надо ведь успокоить, они там наверняка с ума сходят.

– У меня только мама. Я ей пишу в месяц по письму.

Хорошо хоть то, что начала говорить. Отец четыре года как умер. Пьяный был, зимой не дошел домой, свалился в канаву и замерз. Жить стало легче, хоть какие-то деньги появились, а то ведь раньше все – на водку. Прошлым летом Настя закончила школу, приехала в Москву поступать в медицинский. Все сдала без троек, но – не прошла по конкурсу. Возвращаться в деревню не захотела, нашла место в общаге, работала уборщицей, нянечкой в больнице, сейчас в отпуске, готовилась снова поступать в институт. Это значит, и на работе ее не хватятся. Могут только соседки по комнате тревогу поднять.

– Звони туда, успокой их, скажи, родственницу нашла, у нее пока гостишь.

– Зачем звонить? Разве я не поеду туда?

– Обязательно поедешь. Но не раньше, чем мы уладим кое-какие формальности. Эти, которые тебя держали, – тут я ощутил, как прилила к вискам кровь, – они не спрашивали про общежитие?

– Спрашивали, даже, по-моему, ездили туда. Они все не верили, что за меня никто не даст выкуп.

– Тебе нельзя никуда выходить из этого дома, – твердо сказал я. – Они могут охотиться за тобой, понимаешь? Ты ведь видела их, значит – свидетель.

– А разве вы их не арестуете? – Она вскинула на меня глаза, спросила с надеждой: – Вы ведь из полиции?

Я не стал вдаваться в подробности.

– Они пока на свободе, все четверо. Их ведь четверо было? Никто, кроме них, в ту квартиру больше не заходил?

– Четверо. Правда, в первый день еще один, мерзкий такой, в машину меня заталкивал и пил с ними. Но больше я его не видела.

Ну вот, долюбопытничал. Все-таки здорово я изменился, что она меня не признала.

Настя начала откровенно зевать. Я постелил ей постель, показал на ванную, посоветовал принять душ, раздеться и лечь спать.

– Я отключу телефон, замкну тебя и уйду. Только не поднимай шума. Договорились?

Она сонно закивала.

Санек летом жил один в двухкомнатной квартире: предки теплый сезон проводили за городом, на даче. Я позвонил так, как обычно звонила наша братия. Санек купился, сразу открыл дверь.

Увидел меня, попробовал тут же вытолкнуть незваного гостя за порог. Но через считаные секунды я уже сидел на диване и вел допрос. Сперва поинтересовался, что стало с его левым ухом: неужто за плохое сегодняшнее дежурство наказали свои? Санек угрюмо промолчал, глядя под ноги.

– Ладно, ты меня, признаюсь, интересуешь постольку-поскольку. Скажи, за что вы хотели убрать меня?

– Тебя? – Он недоуменно уставился на меня и вдруг страшно побледнел, так, что я за него испугался: как бы опять судорогой не свело. Слава богу, этого не произошло. – Гнусавый? Ты?

– Меня зовут Костя, Константин, запомни это.

Он затряс головой:

– Тебя же, ты же… – и прикусил язык.

Значит, он меня не узнал, когда лежал на полу ванной со спущенными штанами. И Макс, значит, не знает, что я продолжаю дышать и соображать.

– Почему вы так долго держали у себя девчонку?

– Мы не знали, что с ней делать. Она ведь видела всех, запомнила, могла пойти в ментуру и все рассказать. И потом, Макс долго выяснял – кто она, откуда, нельзя ли нам поживиться. Оказалось, никому она не нужна. И вот только вчера решили ее…

– Что решили?

– Ну как что? Вывезли бы за город, в лес. Там бы бросили жребий, кому ее кончать. Опыта же нет. – Он криво улыбнулся. – Если не считать, что Макс хотел убрать тебя.

– Как ты доложил ему – кто освободил ее?

Санек на секунду замялся, взгляд его заметался, но вовремя остановился на моих кулаках. Лучше не врать – наверное, так решил он.

– Я сказал, что позвонили в дверь, и, поскольку должен был приехать Макс, я дверь эту открыл. Меня тут же ударили, затащили в ванную… Я так ему сказал.

– Верю. Теперь давай обо мне трави.

– А что о тебе? Думаешь, мы знали, что в той конфетной коробке – мина? Об этом нам Макс уже потом сказал, когда ты взорвался. Ну, не ты, конечно.

– Почему там лежала мина?

– Когда мы брали ювелирный, ты в дверях маску, ну, чулок с головы сдернул. Продавщицы твое лицо увидели. Макс узнал об этом: те девчонки при нем рассказывали подружкам, что, мол, среди грабителей был уродливый такой…

Я стиснул зубы, чтоб не перебивать говорившего.

– И когда мы девку эту в машину сажали, один из зевак тоже тебя запомнил. Макс ведь оставался в толпе, слышал, как старикашка один все твердил, что надо в полицию заявить, что у того, который девушку в машину толкал, больно бандитская морда. Вот Макс и решил… Положил в ту коробку с драгоценностями бомбу.

– Так там и драгоценности были? Зачем? Санек пожал плечами:

– Макс сказал – лучше, мол, потерять часть, чем все.

Конечно, сказать так он мог. В расчете на тупость остальных. Кто, кроме тупого, поверит, что золото должно погибнуть лишь в знак солидарности с его владельцем? Да и не владельцем даже. Значит, никто меня у закрытого киоска Союзпечати не ждал. И вообще, выходит, не было никакого оптового покупателя! А раз так, то мне остается изъять у Макса все эти кольца-кулончики и вернуть их в магазин. Настя освобождена, ценности возвращены – вот тогда и начинай новую жизнь, Гнусавый!

Я встал с дивана и на голову возвысился над плотненьким низкорослым Саньком.

– Ты меня хорошо знаешь?

– Ну, – неопределенно ответил он.

– Если вякнешь, что я приходил к тебе и кое-чем интересовался, – долго жалеть будешь, понял?

Санек затряс головой.

– Вещи из ювелирного еще не делили? У Макса они все?

– Да, кроме твоей доли. Надо выждать чуть.

– Выжидайте. – Я улыбнулся и пошел к двери. Сказал напоследок: – Смотри, Санек, если вякнешь…