Эр Джей Джейкобс - И вдруг тебя не стало

– Что, ты имеешь в виду вообще ?

– Вообще не умею. Это не то, чем я горжусь. Я всегда работала летом, потом начала играть в футбол.

– И не плавала в бассейне с друзьями?

Я покачала головой.

– У моих друзей не было бассейнов, только общественные, в многоквартирных домах.

– Или в загородных клубах? – Он прикрыл рот рукой и улыбнулся.

– Я никогда не пойму твоего увлечения загородными клубами. Ближе всего мне доводилось подходить к бассейнам, когда я забирала напитки из-за стойки бара.

Он продолжал на меня давить.

– Я думал, в Америке все умеют плавать.

Он стал загибать пальцы и продекламировал список:

– Гольф, теннис, плавание…

– У меня был один или два урока плавания, но я их люто ненавидела. Хотя и встречалась со спасателем в одиннадцатом классе. – Я сообщила об этом только потому, что Паоло сам напросился. Я сложила руки на груди и лукаво добавила: – Он не был заинтересован в том, чтобы давать мне уроки плавания.

Паоло стиснул зубы, чувствуя, как распространяется боль от этого удара, и снова посмотрел на горизонт.

Я смирилась с мыслью, что Паоло появился на свет не в ту ночь, когда мы познакомились. Я хотела знать имена его бывших и их истории, несмотря на то что выслушивать это было неприятно. Я была из тех, кто любит ходить по траве босиком, даже несмотря на раны или укусы насекомых, которые всегда это сопровождают. Со своей стороны, Паоло находил упоминания о моих бывших недопустимыми.

Волны бились о борт лодки. Я поджала пальцы ног в сандалиях. Я освободила руки и положила ладонь Паоло на плечо, будто извиняясь. Он потерся о нее щекой – сообщить, что все в порядке, но его глаза все еще были устремлены вперед. Я опустилась на теплую пластиковую подушку и поправила новую шляпу. Оглянувшись, я заметила, как быстро исчез пирс.

На озере я почувствовала запах, который, как мне показалось, может иметь облако – противоположный запаху пыли. Воздух словно заставлял мое тело наполнять легкие, и оно подчинялось.

Лодка взлетала и падала, взлетала и падала. Я сняла майку и позволила коже впитать солнце. Мои глаза закрылись, но к горлу подступила тошнота, и мне снова пришлось их распахнуть. Когда мы замедлили ход, я почувствовала, что мои пальцы разжались. Вздох, который застрял у меня в груди, наконец вырвался.

Оглянувшись на берег, я с трудом разглядела причал. Зонтики на площадке походили на раковины голубых жуков, врытые в каменистый песок. Паоло взял из каюты футляр с камерой и открыл его. Я увидела мягкий лоток с черными объективами.

– Я хочу снять эти деревья, – сказал он, кивая на берег.

Я оглянулась через плечо. Береговая линия была неровной, песчаной, и лодка качалась.

– Деревья? Разве движение лодки не…

– Свет сейчас просто идеальный.

Паоло опустился на колени, чтобы не упасть, и поправил объектив. Камера щелкнула у него в руках; в мире не было другого звука, похожего на этот.

– Я подумал, – произнес он через мгновение, – а не имеет ли биполярное расстройство отношение к тому, что ты не плаваешь?

Паоло всегда понижал голос, когда говорил о биполярном расстройстве, как будто это был секрет.

– Биполярность означает, что я очень много чего делаю, – сказала я ему.

– Серьезно, – сказал Паоло, прищурился и еще раз вгляделся в береговую линию.

Я допила вино из своего стаканчика, а затем потянулась, чтобы налить себе еще.

– Я расскажу тебе одну историю. То, как ты произносишь слово «биполярное», напоминает мне о моей бабушке со стороны отца, которая пыталась убить себя почти каждое лето, обычно бросившись в реку Камберленд. Когда мне было лет десять, дедушка однажды ответил на телефонный звонок и сказал: «Да-да, хорошо, хорошо». Потом он резко положил трубку и сказал, что бабушке Джейн нужна наша помощь. Дедушка схватил потрепанную веревку из своего сарая и пару светлых аквапалок для бассейна, и мы быстро укатили в его «Бьюике» к реке. И там я увидела, как бабушка бредет по пояс в воде.

Паоло щелкнул фотоаппаратом и сощурился, не отрывая глаз от берега. Он промолчал.

– Я все еще слушаю, – заверил он меня.

– Дедушка завязал узел вокруг бампера, затем просунул веревку через петли на поясе. Он взял по аквапалке в каждую руку и сказал мне, что, если они оба пойдут ко дну, то нужно будет сдать на машине назад.

Паоло покачал головой.

– Тебе было десять?

– Около того. Я почти ничего не видела за приборной доской. Затем дедушка спустился по трапу в шлюпку и позвал бабушку по имени. Когда он обнял ее, она попыталась вырваться. Я была уверена, что они оба утонут. Бабушка колотила его в грудь и била ногами воздух, пока он нес ее к машине, но когда она увидела меня, то остановилась, словно щелкнул выключатель. Бабушка улыбалась и пожимала плечами, выжимая волосы и спрашивая меня, могу ли я вообще поверить, что она устроила такой бардак. Потом дедушка отложил аквапалки и веревку и сказал мне, чтобы я не волновалась по поводу мокрых сидений. Через десять минут у нас по пальцам уже стекало мороженое в ресторане «Молочный соус Бобби». Поэтому, когда ты спрашиваешь меня о биполярном расстройстве, я не собираюсь отрицать, что оно есть. Но я не такая, как она. Я просто напряженная. Сосредоточенная.

Паоло, казалось, пытался смотреть только на меня, но его взгляд все время возвращался к изображениям в его камере. История оказалась немного более интимной, чем я предполагала, поэтому его поза была напряженной и неловкой.

– Думаешь, поэтому тебе не нравится вода? Потому что ты не могла пойти к своей бабушке?

– И да, и нет. – Если бы все было так просто. – Ее походы вброд по реке ситуацию не улучшили, но мой страх уходил своими корнями не туда. Мой единственный инструктор по плаванию держал мне голову под водой, пока я не начинала паниковать. Однако мне кажется, я боялась еще до этого. – Моя рука упала на грудь, когда я искала способ описать это чувство. – Когда я в воде, я бессильна. Я ощущаю, что меня тянет вниз.

«Проглатывает», – почти сказала я. Или засасывает, как будто я погружена в ощущения, которые не могу контролировать. Я поняла, что мой пульс участился.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом. Ты так серьезно ко всему этому относишься. Я в порядке, и она была в порядке. Она дожила до счастливой безумной старости.

Но я намеренно выкинула из этой истории весь подлинный ужас: воспоминание о мягком ковре в дедушкином доме, по которому я прыгала, когда раздался звонок. О поверхности воды, которая словно зеркало отражала совсем другую бабушку. О том, как фартук, завязанный сзади, несло течением, а ее окрашенные перекисью волосы развевались вокруг головы, как белое торнадо. Когда мой дедушка протянул руку, она закричала не своим голосом. Когда ее крики стихли, в тишине я слышала шум мотора и шелест ветра в дубовых ветвях. Возможно, откуда-то донесся гудок баржи. По дороге домой бабушка подпевала трескучему радио, а небо темнело, приобретая цвет, которому нет названия.