Андрей Воронин - Инструктор. Снова в деле

– Интуиция у меня тоже развита, можете не сомневаться. За все время нашего разговора вы ни разу не взглянули на часы, не обмолвились, куда и с кем идете и что будете смотреть. Удивительное безразличие! Особенно для вас, такой утонченной натуры!

Она подняла на него глаза и выпалила в одночасье:

– Если я и обманула вас, это не означает, что вы можете так грубо надо мной подшучивать. И если вы упрекаете меня в этом, то в свою защиту я могу сказать, что за все время нашего разговора я не услышала от вас ни одного комплимента.

«Начинается, – с тоской подумал Забродов. – Опять переходит в атаку и начинает меня упрекать. Зачем вообще было выдумывать эту историю с театром? Это же какой-то детский сад получается: каждый старается обхитрить другого, но это так заметно, что становится смешно. Хорошо, вот ты ее упрекаешь, ну а ты ведь действительно Забродов – солдафон на пенсии. Мог бы сказать девушке пару приятных слов, или совсем разучился?»

Илларион мучительно раздумывал, что бы ей сказать такого приятного, но его размышления прервал телефонный звонок.

– Да, слушаю.

– Забродов? Это Марат Иванович звонит…

– Рад слышать, Марат Иванович. А я сегодня как раз собирался вам звонить.

Илларион чувствовал на себе любопытный взгляд Кати. Она словно следила за каждым его движением и проявляла любопытство ко всему, что было с ним связано. «Я как микроб под микроскопом, – подумал Забродов с раздражением и подошел с телефонной трубкой к окну, став спиной к Кате. – Пусть лучше в спину смотрит со своим неумеренным женским любопытством. Все ей знать надо».

– Илларион, тут… – Марат Иванович говорил так, словно задыхался. Он запинался чуть ли не на каждом слове, тяжело дыша в трубку и выстреливая рваными фразами. – Дело такое…

– Да какое такое дело, Марат Иванович?

– Помнишь нашего старого друга? Аркадия Николаевича?

– Так… так… Вы про Тихого говорите? – спросил Забродов и почувствовал, как засосало под ложечкой, словно он стоит на краю обрыва. – Не томите душу, выкладывайте.

– Повесился он. Дома, – упавшим голосом прошептал Марат Иванович и замолчал.

Забродову показалось, словно он только что пропустил сильный удар от невидимого противника. Резко отвернулся от падавших за окном снежинок, сделал несколько размашистых шагов по комнате, и сжал трубку так, что еще немного, и она разлетелась бы с хрустом.

– Алло… Пигулевский… – но в трубке послышались гудки; видно, Марату Ивановичу стоило больших усилий сообщить эту новость так, чтобы он мог продолжить разговор и тем более отвечать на неминуемые расспросы.

– Что? Что-то случилось? – с беспокойством спросила Катя, видя, что Забродов помрачнел и прямо при ней откупорил бутылку коньяка и сделал большой глоток, после чего опять подошел к окну.

– Друг. Друг детства повесился, – с печальной растерянностью пробормотал Забродов, рассеянно наблюдая за падающим снегом. Услышав страшную новость, он все не мог поверить в смерть Тихого, наверно, оттого, что свершившееся было слишком жутким и трудным для понимания. – Больше сорока лет друг друга знаем. Точнее, знали…

Сентябрьским вечером, когда осень еще не полностью заявила свои права и давала москвичам роскошную возможность насладиться последними теплыми деньками, молодой человек лет двадцати семи стоял с решительным выражением лица у входа в метро и бросал нетерпеливые взгляды на входивших в кафе возле станции метро «Маяковской». Темнело. День обесцвечивался, теряя свои яркие краски. Еще немного – и исчезнет розоватая дымка на небе, поглощаемая мраком подступающей ночи, зажжется яркий свет фонарей и город начнет жить другой жизнью.

Одет молодой человек был щеголевато, словно бросал вызов обществу. Черный деловой костюм сидел плотно по фигуре, подчеркивая крепость торса его обладателя. Молодой человек периодически нервно вскидывал руку с часами, не столько для того, чтобы узнать время, сколько для того, чтобы подчеркнуть свой статус, который, впрочем, никого не интересовал в этом обычном кафе. Место встречи выбирал не он. Евгений Чуб никогда бы не решился назначить встречу в такой забегаловке. «Надо быть полным идиотом, чтобы назначить встречу в таком затрапезном месте, – с раздражением подумал он, в который раз глядя на улицу уставшим взглядом. – И надо быть полным ублюдком, чтобы опаздывать на такую важную встречу. Распоряжаются своим временем так, будто собираются жить никак не меньше тысячи лет». Беспокойный взгляд его то и дело падал на новенькую «БМВ», стоявшую возле кафе, свою любимицу, которую он недавно приобрел в кредит.

Прошло еще несколько минут, руку с часами он вскидывал все чаще, и, глядя на него со стороны, можно было подумать, что он ждет любимую девушку и сердится оттого, что точно знает, что сегодня она так и не явится.

Но он оживился, когда у входа появился молодой человек невысокого роста, в черных джинсах и красном свитере, с пухлым кожаным портфелем в руках. Надменный взгляд Евгения Чуба встретился с ищущим взглядом молодого человека, который застыл у входа, словно был в этом кафе впервые и растерялся в незнакомой обстановке.

«По Сеньке и шапка, – подумал Чуб, мысленно насмехаясь над парнем, направившимся к нему с радостной улыбкой, словно они были закадычными друзьями и не виделись неизвестно сколько. – И одет как лох полный, впрочем, как обычно. Теперь понятно: это замшелое кафе – предел его жизненных мечтаний».

Игорь Охотников радостно подскочил к столику и, вместо того чтобы протянуть руку своему старому приятелю Чубу, в растерянности ухватился за спинку стула, а потом, словно сообразив, какую допускает оплошность, собрался протянуть руку, но Чуб едва заметно, с царственной небрежностью кивнул. Сидел он не шелохнувшись и руку, конечно же, подавать не спешил. Охотников напряженно опустился на стул. Евгений Чуб взглянул на него с презрением, он никогда не уважал людей с подобными манерами, не умеющими вести себя культурно в обществе, и считал, что такие люди часто попадают в какой-нибудь переплет. «У него все на лице написано. Ничего спрятать не может. Читай как раскрытую книгу. Теперь мне понятно, чего он в журналистику подался. Там таким ублюдкам и место». С недавних пор Евгений Чуб начал относиться ко многим своим знакомым с пренебрежением и насмешкой, несколько возвышая себя над ними, и это чувство с ростом его успехов только усиливалось. А он делал неплохую карьеру! Для своих двадцати семи он неплохо зарабатывал по московским меркам, мог позволить себе снимать квартиру на Кутузовском проспекте, каждую пятницу отдыхать в престижном ночном клубе. Летом – отдыхать в бассейне Карибского моря, носить дорогую одежду и входить в общество элитарной публики. Работа ему нравилась, и Чуб работал с остервенением, без которого в его деле обойтись было нельзя, да и, наверное, без него не обойтись всем людям, желающим построить успешную карьеру.