Татьяна Ярославская - Золотой скорпион

Надо же, какое искусство! Какое наслаждение любоваться этим совершенством! Маше захотелось непременно прикоснуться к удивительной стрекозе. Оглянувшись на дверь, ведь и она боялась, что Ильдар застанет ее здесь, Рокотова провела пальцем по золотой спинке. На мгновение ее ладонь оказалась прямо над кончиком хвоста стрекозы. Маша почувствовала очень болезненный укол и, вскрикнув, отскочила.

Ей вдруг стало дурно: затошнило, закружилась голова, и потемнело в глазах. Маша схватилась рукой за горло, ей не хватало воздуха. Ощупью нашла она кожаный диван и опустилась на него. За дверью послышались шаги. Слава Богу, Вера пришла, надо попросить у нее воды… Дверь открылась, на пороге возник Ильдар.

– Что ты делаешь здесь, позволь спросить? – рявкнул он.

Маша опешила.

– Я же просил тебя сюда не заходить и ничего здесь не трогать, так какого черта?

Он подошел к столу и с пола поднял золотую стрекозу. Маша и не заметила, что смахнула статуэтку на ковер. Недавняя дурнота прошла, остались только испуг и недоумение: почему Ильдар так себя с ней ведет? Почему он с такой нежностью смотрит на стрекозу, будто это самое дорогое в его жизни?

Маша поднялась с дивана и подошла к Каримову.

– Ильдар…

Но он не дал ей договорить, ошпарил злым взглядом и вдруг схватил за ворот шелковой блузки. Тонкая ткань затрещала, и Машу захлестнула липкая паника: так же точно вчера трещала на ней одежда.

– Ты что!

Ильдар впился ртом в ее губы с силой, до боли. Не поцелуй, а пытка. Маша попыталась отстраниться, она не могла, не хотела… Или могла? Или хотела? Каримов не отпускал, а Маша уже и не вырывалась. Ей вдруг стало жарко, что-то вспыхнуло внутри, растеклось от живота по всему телу, неся жгучую боль, боль, от которой не хотелось избавляться.

А он целовал ее жесткими ледяными поцелуями в губы, в шею, в грудь. И Маша первый раз в жизни не делала ничего, она просто отдалась мужчине и не понимала, почему так легко сдается, ведь любит она совсем другого. Другого! Но она не помнила – кого.

Ильдар и всегда был резок и ненасытен, но теперь даже груб и причинял ей скорее страдание, чем удовольствие, но страдание это было стократ слаще любого удовольствия. Было горячо дышать, и дыхание превращалось в пялящий вихрь, отрывавший душу от тела и поднимавший ее куда-то под потолок. С высоты этого странного полета Маша видела себя и Ильдара прямо на багровом сукне стола, но странно – одежда на ней будто бы была совсем чужая, незнакомая, и волосы слишком светлые и длинные, так подстать очень белой коже. Просто видение было фантазией, не имеющей ничего общего с реальностью.

Опьяненная чудесными ощущениями, Маша ждала неповторимого завершения, потрясающего финального аккорда и с удивлением обнаружила, что страсть ее мало-помалу гаснет, и возвращается способность мыслить и сознавать себя. И Ильдар стал мягче, нежнее, спокойнее. Он целовал ее теперь почти бережно, дыхание его уже не жгло, становилось ровнее и спокойнее. Словно… Словно все происходило наоборот. От грандиозного финала обратно к нежной прелюдии, к первой ласке, первому прикосновению. Наконец, он поднял Машу со стола, притянул к себе, едва коснувшись губами ее губ. Потом отстранил и посмотрел в глаза. И взгляд у Каримова был каким-то усталым, печальным и почти болезненным.

Маша открыла было рот, но Ильдар приложил палец к губам, взял ее за руку и, потянув за собой через комнату, усадил на диван. И вдруг – вышел из кабинета, оставив ее одну.

Через мгновение дверь снова распахнулась, вошла Вера Травникова.

– Вот где ты! А я тебя…

Разом вспомнив о беспорядке в своей одежде, обо всем, что только что здесь произошло, подумав о том, что Вера столкнулась с Ильдаром в коридоре и обо всем догадается, Маша Рокотова опрометью бросилась прочь.

– А я тебя ищу, – автоматически закончила Вера и, ошеломленная, села на подлокотник дивана. – Дурдом.

Вдалеке, на кухне, засвистел закипевший чайник.

Рокотова пришла в себя только в машине. Она была в слезах, одежда, наверное, рваная. Она ощупала и, сколько смогла, осмотрела блузку и юбку. Странно, все было целым. Боже, сумка! Она осталась на диване в кабинете Ильдара. Вчера на стройке, сегодня у Каримова. А как же Маша станет платить водителю? Куда он ее везет?!

– Это такси?

Водитель удивленно покосился на нее.

– У меня нет денег!

Машина притормозила.

– Но я заплачу, когда приедем, честно, мне дети вынесут деньги. Черт, телефона-то нет.

– Вы успокойтесь, – сжалился над нею водитель. – Если нам по пути, я вас подвезу. А нет, так поймаете такси.

– Так это не такси?

– Нет. Но вы так бросились под колеса, что я не мог вас не подобрать. Что-нибудь случилось?

– Случилось. Я изменила любимому человеку со своим мужем, – выпалила Рокотова.

– Бывает, – кивнул мужчина и больше ни о чем, кроме дороги не спрашивал. Им было не по пути, но он довез Машу до самого подъезда.

Она стояла у входной двери, не решаясь позвонить. Ах, как жаль, что мама ввязалась в Ильдарову авантюру и временно переселилась в клинику. Как она нужна сейчас Маше! Больше не к кому пойти за советом, некому пожаловаться на саму себя, некому рассказать о том, что совершила необъяснимую и неисправимую глупость. Ведь она не любит Ильдара, секс с ним уже ничего для нее не значит, и она сто раз пожала о случившемся. Но как теперь она станет смотреть в глаза Павлу? Ведь она только что предала его, обманула, пренебрегла всем, что есть, что было, что могло бы быть между ними. Он, конечно, обо всем узнает. Даже если ни Ильдар, ни Вера ни о чем не расскажут, он все равно почувствует ее предательство. И никогда не простит.

Внизу послышались шаги. Нужно было что-то решать. Маша приняла единственное, как ей показалось, правильное решение и позвонила в дверь.

Если бы дверь открыл Кузя или Тимка, это отсрочило бы ужасный момент. Пусть не на долго, пусть на минуту. А, может, ей даже повезло бы, и Павел еще не вернулся из научного центра… Но Иловенский сам открыл ей дверь.

Маша вошла и попыталась уклониться от его поцелуя, но не сумела, и собственные губы показались ей мертвыми. Павел ее состояния еще не заметил.

– Привет! Как ты долго работаешь. Устала? Сейчас ребята придут, и будем ужинать.

Маша прошла в кухню и села за стол. Она мучительно искала слова и не находила их, не знала даже, с чего начать.

– Знаешь, Паша, я сейчас была не на работе, – произнесла она, совсем не собираясь рассказывать правду, просто вот так получилось.

– Я знаю, ты ездила к Ильдару…

Она испуганно вскинула на него глаза. Иловенский отвел взгляд, кажется, смутился. Он все уже знал! Или догадался? Да нет же, знал! Кто ему сообщил: Ильдар или Вера? Когда? Но, может быть, теперь это к лучшему.