Е.Ермак - Серебристая Чаща. Часть 3

Они одели куртки и вышли. Ночь была уже прохладной. Фонари на улице горели, слышались лягушки с пруда и негромкий стук обуви по асфальту. Поселок спал. Сначала они пошли к санаторию, где в маленьком доме культуры иногда показывали фильмы и проводили дискотеки. В санатории было темно. Он стоял заброшенный, и только таблички возле лесных тропок гласили: маршрут для пациентов с лёгочными заболеваниями, маршрут для пациентов с сердечно-сосудистыми заболеваниями. Маргоша подумала, что ей бы подошла табличка с маршрутом для безнадёжных больных. В санатории они встретили только компанию из двух целующихся парочек лет пятнадцати максимум и пьяного сторожа, который лежал в беседке на скамейке и храпел словно заводящийся трактор. Пришлось вернуться в поселок. Они стали заходить во все подъезды домов, которые попадались на их пути. Обнаружилось ещё несколько подростков, но никто из них не видел Олега. Они оба устали и почти не разговаривали. Стало уже светлеть, наступало серое утро. Около дома Маргоша вдруг хлопнула себя по лбу и начала материться. Алексей непонимающе уставился на жену:

–Что такое?

–Господи, как же я раньше не догадалась, где его искать!

Маргоша кинулась к подъезду, где жила Людмила. Алексей побрел за ней. Почему-то у него совсем не было уверенности в том, что Олег там. Ведь родители Ромки должны понимать, что Олега будут искать, и ни за что бы не позволили ему остаться на ночь. Но Алексей не стал кричать этого в спину Маргоше. Пусть сама удостоверится. Маргарита Васильевна позвонила в дверной замок. Резкий пронзительный звук раздался в глубине квартиры. Маргарита Васильевна снова утопила кнопку звонка и уже держала ее в таком положении, пока не послышались ругательства и шарканье тапок по полу. Дверь распахнул Николай в серой майке, плотно обтягивающий живот, с всклокоченными волосами и узкими со сна глазами. За его большой спиной угадывалась фигурка Людмилы. Это она хрипло встречала утро проклятиями:

–Какого чёрта, пожар что ли?

Маргарита Васильевна резко, но не без усилия отодвинула хозяев в сторону и ринулась в квартиру, оставив Алексея разбираться с супругами. В квартире стоял застоявшийся запах сна, было сумрачно, в одной комнате спал старший сын Игорь, в другой спал Ромка. Маргоша быстро осмотрела маленькую неопрятную комнату. Олега тут не было. Стоял стул с ворохом накиданной одежды, стол с неубранной посудой, на полу валялись носки разных мастей. Ромка сопел в одежде на незастеленном диване, укрытый теплым полосатым пледом. Маргоша подошла к нему и тронула за плечо, потом потрясла. Никакой реакции. Зашла в комнату Людмила:

–Что тебе от него нужно?

–Олег мой где?

–А мы почём знаем? Иди давай домой, учительница! – Людмила окончательно проснулась и боевой дух ее проснулся тоже. Она собиралась сегодня как следует выспаться. После вчерашнего рейда по электричкам у нее тянуло поясницу.

–Твой Ромка наркотиками балуется! И Олега моего на них посадить хочет!

–Ну, ну! Мели, Емеля, твоя неделя! Иди давай, говорю! Нету твоего сына у нас! – Людмила приняла позу сахарницы, подбоченившись и широко расставив худые ноги, торчащие из-под халата.

Маргоша торопливо и заискивающе заговорила:

–А он был вчера вечером у вас дома, Олег мой?

Хозяйка сочувственно посмотрела на Маргошу и покачала головой:

–Мы поздно с Колей вернулись. Не могу тебе сказать. Ромка спал уже.

За всю их краткую беседу Ромка даже не пошевелился, хотя солнечный свет уже струился в окно, парень только громко и глубоко дышал.

Маргарита Васильевна опустила голову и вышла из комнаты. По лицу бежали слёзы. Она их машинально слизывала. Позади себя она оставляла проснувшуюся рано квартиру и ее обитателей. Загорелся свет на кухне, слышалось шипение яичницы на сковороде, кто-то наливал себе в чашку чай. Маргарита Васильевна очутилась в темном подъезде и рука об руку с Алексеем покинула его. Потом они долго поднимались по лестнице на свой этаж, отпирали дверь, заходили в свою квартиру. Олега по-прежнему не было. После бессонной ночи, проведенной на ногах, Алексей выглядел и чувствовал себя совершеннейшим стариком. Он подумал, что надо бы что-то съесть перед тем, как лечь в кровать и забыться сном, но силы оставили его. Маргарита Васильевна не успела снять куртку, как Алексей уже спал. В голове стучала одна единственная мысль, зачем что-либо делать. Зачем раздеваться, зачем принимать душ, зачем готовить обед, зачем дышать. Зачем? Если Олега нет. Маргоша не ощущала себя живой. Она даже подошла к зеркалу в прихожей, чтобы убедиться, что всё ещё существует. Глаза провалились, остались только темные круги, рот повис перевернутой галкой, волосы выглядели так, будто их никогда не касалась расческа. Маргарита Васильевна облокотилась о стену и медленно сползла по ней на пол. Через мгновение она поняла, что катается по полу и воет. Наверное, так легче. Представляешь, что ты собака, или колобок из сказки, которого мотает по полю, а ее Маргошу по полу. Она чувствовала себя так словно ее душа отдельно, а тело отдельно, и смотрела на себя со стороны. Вот её тело перекатывается от одной стены к другой, вот изо рта свободно льется заунывный вой. А вот вдруг заверещал, затренькал обычно молчащий телефон. Красный, гладкий корпус. Мечта ее молодости, когда у нее не было своей выделенной телефонной линии. Маргарита Васильевна подумала, что могут звонить с работы и решила не подниматься с пола. Телефон замолчал, но спустя пару минут зазвонил снова. Маргарита Васильевна не хотела, чтобы проснулся муж, и решила выдернуть вилку из розетки. Но для этого пришлось бы отодвигать тяжёлый пуфик, а сил у нее не было. Маргарита Васильевна встала и прошаркала к телефону, намереваясь снять трубку и положить ее рядом с аппаратом. Пусть звонят! Но блестящая красная трубка захлебывалась от чьего-то голоса, и Маргоша прислонила ее к уху.

–Мама, мама! Я всю ночь звоню!

Маргарита Васильевна глубоко вдохнула и на трясущихся ногах осела на пуфик.

–Сынок, ты живой! Олежек, милый мой, ты живой!

Потом Маргоша долго плакала. Слезы облегчения ее совсем не тяготили. Она плакала и улыбалась. Все хорошо. Все в порядке. Ее сын умный и достойный мальчик. Он испугался, что не справится с собой. Каждую бессонную ночь, когда гостившая у них бабушка тихонько сопела в его комнате, Олег вставал к окну и видел Ромку. Ромка стоял, прислонившись к фонарному столбу, освещенный им в темноте и смотрел на его окно. Разводил руками и пожимал плечами, дескать, когда ты уже выйдешь? Олег мотал головой и отходил от окна, а потом полночи лежал, вцепившись в одеяло с бешено-стучащим сердцем. Когда бабушка уехала, Олег понял, что в эту же ночь он выйдет к Ромке. Его это и радовало, и убивало. Он ждал отъезда бабушки, ждал, когда мать пойдет ее провожать на электричку, ждал темноты. Все внутри него то сжималось, то бухало вниз. Олег вышел в прихожую. Отец смотрел телевизор и не обращал на него внимания. Мельком Олег глянул на себя в зеркало и не сразу узнал. Он был непривычно бледный, худой, глаза бегали, словно он что-то собирался умыкнуть. Олег подумал, что и правду хочет умыкнуть, украсть у себя жизнь. Здоровую, осознанную жизнь. Он снова хочет превратиться в кусок страдающей плоти. Снова хочет увидеть мать с погасшими глазами? Только не это. Мать не заслуживает этого! Она единственная, кто верит ему и понимает его. Все, что угодно, лишь бы она не страдала. Олег вышел из квартиры и осторожно, бесшумно прикрыл за собой тяжёлую дверь. По лестнице он сбежал на первый этаж и оказался на улице. Был вечер. Стрекотали кузнечики. Красноватый закат обещал скорое похолодание и приход осени. Олег поежился и пустился бежать. От Ромки, от себя, из поселка. Он сильно ослаб за месяц, когда просидел дома. Голова кружилась с непривычки словно он находился где-то в горах и дышал морозным разреженным воздухом. Бабушка, всегда, приезжая к ним из Москвы, выговаривала им, как будто они были виноваты в этом, что от здешнего воздуха у нее начинает дико болеть голова.