Светлана Марзинова - Бриллиантовая пыль

Откопав гроб, они его живо вскрыли, достали бездыханного парня, и Нинка прямо там, на разрытой земле, занялась его оживлением. Влила ему в рот разбавленный удаганский порошок-противоядие и все щупала пульс, целовала бескровные губы и молилась неизвестно кому — то ли духам шаманским, то ли Христу, то ли Аллаху, то ли еще какому неизвестному всемогущему. Пока дед водружал обратно фанерную крышку ящика и закапывал могилу, она нянчила на своих руках безжизненное тело парня, обтирала ему зачем-то лоб, поправляла пряди волос, отряхивала с него землю. Алексей Яковлевич только вздыхал, охал да приговаривал шепотом: «Ох, Одесса-мама! Чего натворили, чего наделали!» — чувствуя, что следующей ночью придется им проделывать всю эту операцию обратно и хоронить парня теперь уже по-настоящему.

Но когда они привезли его в город — причем по глухой таежной дороге пришлось трястись около двух часов — и уложили на диване в Нининой комнате, исходившая слезами все это время девушка внезапно воскликнула: «Есть! Есть пульс!» Алексей Яковлевич прибежал из кухни, где сидел за столом со стаканом крепчайшего самогона, пытаясь прийти в себя, и, не веря своим глазам, увидел, как дрогнули губы мертвеца, как затрепетали его ресницы. «Ну слава тебе, Господи!» — облегченно вздохнул он и сам чуть не заплакал от радости.

Дальше дело было только за Ниной. Она выхаживала парня со всем рвением влюбленной женщины и используя все свои медицинские навыки. На работе взяла «за свой счет», чтобы неотлучно быть при Андрее, не упуская ни единого его вздоха. Еще два раза ездила в тайгу, к удаганке, та дала ей какое-то снадобье, чтобы больной побыстрее поправился. Но теперь, кажется, Нинка уже больше полагалась на официальную медицину — колола Андрею укрепляющие витамины, делала промывание желудка, клала грелки с горячей водой в ледяные ноги, отпаивала куриным бульоном. Впрочем, и про шаманскую настойку не забывала — обязательно давала три раза в день по чайной ложечке густого вонючего варева. Больной быстро шел на поправку и не сводил влюбленных, благодарных глаз со своей спасительницы.

Дед тем временем наведался к одному человеку, тот под большим секретом пришел к ним в дом, сфотографировал бледного, подстриженного кое-как в домашних условиях Андрея и состряпал парню новый паспорт. А за дополнительную плату даже и трудовую книжку ему склепал. И стал он с тех пор зваться Андреем Кирилловичем Легостаевым, заимел специальность и трудовой стаж инженера-строителя. А от старой жизни у него осталось только имя — Андрей.

После его окончательного выздоровления Нинка решила вместе с ним поскорее покинуть город. Родне и любопытным, кому попался Андрей на глаза, рассказали легенду: как прибыл Легостаев в Мирный устраиваться на стройку, как стало ему вдруг плохо и он упал без сознания прямо возле их дома, как она дотащила его до квартиры и принялась лечить и как они друг друга полюбили — ну буквально в один день. Климат здешний Андрею якобы вовсе не подошел, и потому они надумали ехать в Москву, где он устроится на строительство, а Нинка пойдет врачихой в больницу. Перед отъездом они тайком съездили на мнимую могилу Андрея — мало им было острых ощущений. Тогда же, на той могиле, Андрей решил соригинальничать и надел на ногу Нины эту медную побрякушку, якутский браслет, приобретенный им за неимением денег вместо обручального кольца в городском универмаге. Для девушки он стал символом любви, необычной истории их знакомства, памятным знаком воскрешения Андрея из мертвых с помощью древней якутской магии.

«Вот какова истинная цена этого копеечного браслетика, — думал дед, вернувшись в сегодняшний день из марева прошлых лет. — Жизнь, любовь, свобода. А ты, милицейский узкий лоб, о таких вещах знаешь ли? Они и есть самая высшая ценность, никакими деньгами не измеряемая. А то ишь ты — „особой ценности не имеет“! Это ведь для кого как…»

Воспоминания, охватившие Алексея Яковлевича, продолжали вертеться в его голове как запущенная в проекторе кинолента. «Да… Таковы уж мы, люди, — размышлял старик. — Когда приходит беда, начинаем вспоминать, из-за чего все случилось, копаться в прошлом, искать виноватого. Я вот теперь считаю, что во всем таки повинен злосчастный алмаз. А может, это и не так? Может, это просто старость моя, бессилие, слабость духа? Просто мне удобно списать все беды на камень, как было удобно когда-то считать удаганку причиной смерти брата. Да нет же, нет… — противоборствовали в нем мысли. — Есть какая-то правда, какой-то смысл во всех этих поверьях. Люди зря говорить не станут. Дым не рождается из пустоты…»

В глубине души дед сомневался, что Андрей любил Нину по-настоящему, как положено мужику любить женщину. Разумеется, была у него к ней мелкая страстишка в период их романтических тюремных свиданий, но и только, думал он. Что Легостаева держало рядом с Ниной? Страх перед разоблачением? Благодарность за его освобождение из тюрьмы, за спасение его жизни? Так надолго ли этого хватит? Но все его сомнения меркли перед сияющими Нинкиными глазами. «Пусть хоть недолго, но будет она по-бабьи счастлива», — рассуждал Алексей Яковлевич. Впрочем, со временем дед понял, что, несмотря на весь свой авантюрный и бесшабашный нрав, Легостаев имел какую-то глубинную честность, внутреннее благородство. Ну и, само собой, ценил Нинкину верность, преданность и безоглядную любовь к нему.

После того как сделали Андрею новые документы, а Нина рассчиталась с работы, дед Леша купил им билеты в Москву. Провожая, по-тихому сунул в Нинкину ладонь половинку необычного камня, наказав беречь на самый-самый крайний случай — если вдруг с Андреем жизнь не заладится или нищета совсем заест. Сказал еще, что этот алмаз — память о ее отце, мол, нашел он его в последний день своей жизни. Нина прониклась значением его слов — отец для нее всегда был кем-то из разряда небожителей.

Молодежь уехала. Шел 1986 год, и в столице ребята угодили в самую перестройку. Андрей, тот еще пройдоха, быстро почуял безграничные возможности скорого обогащения, которые внезапно открыл горбачевский «НЭП». Но наученный горьким опытом, стал осторожнее, в безмозглые аферы больше не кидался. Он начал свой бизнес с малого — торговал редкими в то время видеомагнитофонами и крутил в одном из первых видеозалов диковинные западные фильмы. Дела его очень быстро пошли в рост: он заимел нужные связи и знакомства, на вырученные деньги основал следующую компанию, уже посолиднее. Торговал дорогущей бытовой техникой, одеждой, продуктами — чем только придется. Нинку выучил на юриста — кому теперь, по такой жизни, нужны врачи — и помог ей открыть одну из самых первых в Москве частных нотариальных контор, в которой и начала она свою собственную, отдельную от мужа карьеру.