Марина Капранова - Горше полыни мед

– Поля, ты что застыла? Сделай же что-нибудь!

У Даниила прекратившиеся было судороги повторились вновь. Врач поспешила к больному и присела возле него, постаралась придать почти безжизненному телу удобное положение и непослушными пальцами стала расстегивать ворот его рубашки, Даниил неожиданно совсем затих и не подавал признаков жизни. Полина Витальевна дрожащими пальцами приподняла его руку, старалась нащупать пульс, но все тщетно, пульс не прослушивался. Она вернула безжизненную руку мужчины на место, медленно поднялась с колен и, не поднимая головы, тихо произнесла:

– Все кончено, он мертв. Умар прав… Это, по всей видимости, отравление.

– Ты ошибаешься, – нервно и возбужденно возмутился Дмитрий Владимирович, – дай ему что-нибудь… Укол наконец-то какой-нибудь поставь, – и, видя, что врач продолжала стоять, не шелохнувшись, запустив пятерню в короткие волосы, с силой провел рукой по голове, словно стряхивая свалившуюся на его голову еще одну беду, со злостью в голосе почти закричал: – сделай же что-нибудь, дура!

Анна стояла с неестественно бледным лицом, к налитому в стакан соку девушка еще не успела прикоснуться. Она вдруг почувствовала неимоверную слабость во всем теле, пальцы разжались сами собой, и она выпустила стакан с соком из рук, он глухо упал и стукнулся о землю, обрызгивая ноги девушки желтыми сладкими капельками. У Ани совсем исчезла сила в ногах, она медленно стала оседать и вскоре уже лежала на земле.

– О, боже, что же это? – выдохнула Арина, не понимая, что происходит. Она поверить не могла, что все эти чрезвычайно дикие и ужасные по своей сути события творятся у нее во дворе. От волнения у нее забегали черные мурашки перед глазами, и из груди предательски стал подниматься к горлу спазм, разрезая пищевод адской болью, которая не давала свободно дышать. Миша, стоявший рядом, вовремя суетливо, но заботливо и бережно поддержал пошатнувшуюся Арину и помог присесть ей в тень на лавочку.

– Ты что, дорогая? Что происходит? – озирался Миша по сторонам в поисках врача. Но Полина Витальевна была занята, она уже склонилась над Анной и уверенной рукой водила у нее перед носом тампоном с нашатырным спиртом.

Дмитрий Владимирович наконец-то вернул стакан с квасом на стол, так и не притронувшись к нему, и плохо действующими от волнения губами обратился к следователю, который только что перестал разговаривать по мобильному телефону:

– Это что тут у вас? Массовое отравление?

– Разберемся, – ответил беспристрастным тоном Антон Сергеевич, пока не зная, как реагировать на происходящее, и отправился к постепенно приходившей в себя Анне, – ну, и как она? – спросил он ровным голосом у врача.

– Обморок, – коротко бросила Полина Витальевна, даже не посмотрев в сторону следователя, и добавила: – такое бывает в критические минуты волнения.

– Это меня… Они меня хотели отравить, – Анна окончательно пришла в себя, не поднимаясь с земли, хватала за руки врача и, впадая в истеричное возбуждение, своими словами накручивала всеобщее паническое настроение, у которого и без того был высок градус волнения.

– Тише, тише, Анна Аркадьевна. Сейчас мы с вами успокоимся, и все будет хорошо, – высвобождая свои руки из цепких пальцев Анны, врач уверенными движениями готовила шприц с успокоительным. Когда наполненный шприц застыл в руках Полины с поднятой иглой вверх, она крикнула: – помогите мне кто-нибудь.

Дмитрий Владимирович первым сорвался с места и поспешил на помощь Полине Витальевне, вскоре умиротворенную, с безразличным взглядом Анну усадили рядом с Ариной на лавочку.

За суматохой, возбуждением и творившейся неразберихой не заметили, как к дому Арины подъехала еще одна машина. По тропинке неспешно шел журналист Вадим, за ним ковыляла стершая накануне новыми туфлями ногу фотоккор Юля. У нее в редакции было полно работы, но как только она услышала предложение Юрия Ефремовича взять Вадиму ее с собой, поняла, что намеченным планам сегодня не суждено сбыться. Но, с другой стороны, быть в гуще такого неординарного события, наверное, мечтает каждый фотокорр.

Вадим, как только зашел в калитку, профессиональным чутьем, выработавшимся с годами, сразу почувствовал, что по данному адресу во дворе происходит что-то из ряда вон выходящее. Он задорно подмигнул Юле и попросил:

– Будь начеку… Короче, не мне тебя учить.

Очутившись в самой гуще событий, Юля без предупреждения стала беспрестанно щелкать фотоаппаратом. Присутствующие, казалось, не замечали новых людей, Арине вообще показалось, что она все происходящее наблюдает как бы со стороны, словно смотрит криминальные новости по телевизору. Первым очнулся Дмитрий Владимирович, он закрутил головой, наконец-то понял, что попал под объектив фотоаппарата, а такая популярность ему была совсем без надобности, и он по-военному зычно возмутился:

– Что происходит? Кто разрешил? – и грозно направился в сторону Юли, весь его свирепый, яростный вид кричал, что сейчас он наведет порядок и лишит эту наглую девчонку фотоаппарата. Но путь ему преградил Вадим, ткнул в лицо возмутителю красные корочки, на которых красовалась надпись «Пресса».

– Ну и что? – не растерялся военный человек, стараясь выхватить противные корочки из рук Вадима. Но не на того нарвался, опытный корреспондент привык к таким многочисленным манипуляциям недовольных людей и виртуозно спрятал удостоверение в карман брюк. А Дмитрий Владимирович, взбесившись еще больше, напористо наступал на беспардонного корреспондента. – Что ты мне в лицо тычешь свою ксиву? Я тебе свои корочки могу показать. Будем тут регалиями мериться?

Вадим спокойно усмехнулся. Уж он-то по роду своей службы в газете всякого повидал: и матами крыли, и с кулаками кидались, а сколько угроз было, если все записывать, то на целую эпопею хватит. И он спокойным, ровным голосом пояснил:

– Мои корочки в отличие от ваших в сложившейся ситуации дают определенные привилегии. Поэтому я могу фотографировать, задавать неудобные вопросы где хочу и сколько хочу. Так что попрошу не мешать мне работать.

Антон Сергеевич уже хотел вмешаться, действительно, глядя на разъяренное лицо Дмитрия со стороны, можно было подумать, что он сейчас бросится на нагловатого мужчину с кулаками, но тот, как это ни странно, быстро эмоционально взорвался, но так же быстро и остыл

– Ай, с вами спорить, что лбом орехи бить… – махнул рукой военный. – Делайте что хотите.

Дмитрий Владимирович переключил внимание на подошедшего следователя и стал засыпать его волнующими вопросами, касающимися своей судьбы и приехавших с ним людей:

– Что же нам теперь делать? Нам ехать пора, и как быть с Даниилом? Господи, как я об этом Егору скажу? – перевел он взгляд на лежащего на земле молодого мужчину, которого Миша уже успел накрыть белой простыней, и провел судорожно ладонью по своей голове.