Олег Бойко - Работа над ошибками

Если раньше я практически не покидал отделений Красного креста в запруженных автомобилями и перенаселенных городах, похожих на многоярусные муравейники, одноэтажных деревень с ржавыми крышами из листового железа, издалека напоминающих заселенную свалку, или наших палаточных лагерей, то здесь я сполна вкусил ужасов войны под открытым небом. Я и до этого видел последствия терактов, когда террористы-смертники взрывали себя на рынках, площадях или в церквях и мечетях. Видел множество убитых и раненных, покалеченных людей, мужчин и женщин, уставших и смирившихся с происходящим стариков и напуганных детей, которые выстраивались в длинные очереди перед пунктами оказания медицинской помощи. Но здесь в Борно я словно заглянул в саму преисподнюю.

Я видел сожженные деревни, чье население до последнего человека было вырезано боевиками «Боко Харам». Видел, растерзанные и изрубленные мачете тела, отрубленные руки и насаженные на колья головы. А однажды через линзы бинокля даже стал свидетелем того, как увешанные пулеметными лентами чернокожие молодчики в камуфляже, солнечных очках и надетых задом наперед бейсболках расстреляли троих полицейских. Сами они при этом веселились и пританцовывали. Ни дня без созерцания бесконечного насилия и его трагических последствий. Словно сама жизнь в этих краях кровоточила, но не сдавалась и не желала умирать окончательно. А я продолжал носить мертвых и раненых, привык даже к тому, что, ложась спать, не всегда утруждал себя очистить одежду от чужой крови. Но тщательно мыл руки и умывался, а также продолжал глотать горстями таблетки от малярии и прочей дряни, которую здесь можно было запросто подцепить.

Даже не заметил, как в этой смертельной чехарде пролетел месяц. А потом из столичного офиса в Абудже мне, как прикомандированному к шведской миссии в Кано россиянину, поступило предписание вернуться в связи с окончанием срока действия контракта.

– Пора домой, парень! – вручая полученный факс, без особой радости в голосе сказал мне тогда хмурый полковник Ламбер.

– Уже? – спросил я.

– А ты, что, остаться хочешь? – он махнул рукой в сторону открытого окна, через которое с улицы доносился далекий стрекот автоматных очередей. – Здесь?

В ответ я только пожал плечами.

Тогда он призадумался и на минуту погрузился в себя. А потом, заговорщически вскинув седые брови, спросил:

– Хочешь, чтобы я сделал вид, что не получал эту бумагу?

– А вы можете так сделать?

– Могу…

– Тогда я остаюсь.

И я остался. Но через неделю пришел повторный запрос, и я снова оказался в кабинете полковника Ламбера.

– Твое начальство не отстанет, парень. Скажи, тебя разве не ждут дома?

– Ждут.

– Кто?

– Мама… Но меня здесь словно держит что-то. Такое чувство, как будто я еще не сделал то, что должен. Хоть уже больше года в Африке…

– Влюбился в одну из ваших медсестричек? Только честно!

– Нет. Наоборот. Стараюсь ни с кем не сближаться? Чтобы потом не было больно терять. Вон, из нашей бригады за этот месяц четверых убили. Одна из них девушка. Инга. Домой должна была возвращаться через две недели… Но ее изнасиловали и застрелили… Твари!

– Н-да… Или из местных себе невесту присмотрел?

– Нет, что вы… меня предупреждали…

– Правильно! Я тоже считаю, что лучше этой головой поймать смерть, – он приставил указательный палец к своему по-армейски выбритому виску, – чем той, что ниже, какую-нибудь долгоиграющую болячку.

– Да, еще из Кано я проводил двоих коллег, по собственной глупости пополнивших армию ВИЧ-инфицированных. Одни уезжают раньше срока, другие – гибнут. А новых нет.

– Людей у вас здесь не хватает, я правильно понимаю?

– Да. Катастрофически…

– Сколько вас в бригаде?

– Со мной шестеро.

– А ты можешь доверять всем своим коллегам?

– В каком смысле?

– Если хочешь остаться и продолжать наблюдать за этим смертоубийством – дело твое, оставайся. Но тебя будут искать и с меня тоже не слезут из-за этой херни, – он помахал перед моим лицом бумагой из факса. – Скажи, если я отпишусь в ответ, что ты пропал без вести, твои люди тебя не сдадут? А главное, меня этим не подставят?

Признаюсь, я не поверил своим ушам. Но грех было отказываться от такого предложения, каким бы безумным оно ни показалось на первый взгляд. И тогда я ответил:

– Хотел бы сказать вам да, но позвольте мне сделать это чуть позже и с большей долей уверенности. Дайте время поговорить с коллегами, чтобы, приняв это решение, я не только вас, но и их не подставил.

– Хорошо. Но не тяни с этим. Жду ответ утром, парень. Иначе собирай манатки и вали отсюда ко всем чертям. Подальше от всего этого дерьма. Потому что по-хорошему нечего тебе здесь больше делать. Понял меня?

Шведские коллеги были в шоке от такой просьбы, но никто не отказался поддержать мое странное и, возможно, глупое решение. А утром я подтвердил полковнику, что остаюсь.

– Дурак! – ответил он, пожимая мне руку. – Позвони домой и скажи матери, чтобы она не ждала тебя еще какое-то время, а если получит бумагу, что ты пропал, то это просто ошибка, которую не успели исправить. А теперь постарайся не мозолить мне глаза, раз уж ты у нас без вести пропал…

Потом еще несколько раз полковнику приходили запросы подтвердить предоставленную им ранее информацию, которые он через один отправлял в урну. Звонили по спутнику и разговаривали с каждым из членов моей бригады, но все как один говорили, что я не вернулся из поездки в Куаву. Это на озере Чад. Все подтвердили, что я под обстрелом боевиков отстал от колонны с гуманитарным грузом, и больше меня никто не видел. А я снова позвонил матери и сказал, что у меня все нормально.

Три с лишним недели я продолжал работать, оставаясь на нелегальном положении, хотя от легального оно ничем не отличалось. Никто не спрашивал ни документов, ни пропусков, ничего вообще, даже имени. Солдаты почти на всех КПП уже знали меня в лицо и пропускали без проблем. Никому и в голову не могло прийти, что после окончания контракта кто-то по доброй воле может остаться в таком месте.

А позавчера все вдруг перевернулось вверх дном.

Началось все с нападения боевиков «Боко Харам» на гарнизон соседнего Нигера на границе с Нигерией, в результате которого погибли более тридцати военных. Той же ночью террористами был захвачен Гашагар, и сожжены три деревни. А утром они напали на гуманитарный конвой, который направлялся в Банова. Погибли одиннадцать человек, в том числе сотрудник ООН и трое солдат. Потом, пока правительственные войска и ооновцы не успели опомниться, блокпост миротворцев в Кукава закидали бутылками с зажигательной смесью и отрубленными головами жителей соседней деревни. А после серии взрывов в Майдугури, совершенных террористками-смертницами, на севере Борно экстремисты перешли в открытое наступление широким фронтом. Они продвинулись далеко на юг вдоль подтопленных пологих берегов озера Чад, но завязли в районе Карету и Газабуре, встретив более жесткое сопротивление.